Радин прикрыл глаза. Вспомнил мать, лежащую плашмя на кровати. А на тумбочке, в черной рамке, — фотография отца.
Мать! Где ты, мама?.. Рассказать бы тебе, каково сыну приходится, не поверила бы. Вчера до половины первого ночи толклись в конверторном пролете, думали-гадали. Задача со многими неизвестными. Установили конвертор, и сразу бах-бабах — план на него. Разве это порядок? План-то не резина, его не растянешь. Как выполнять, если к этой «груше» недостроен кислородный блок, обжиговой печи нет, выкручивайся, как знаешь.
Соскочив с кровати, Радин распахнул окно. В комнату ворвались запахи утреннего леса, пронзительные и одурманивающие. Солнце еще не выплыло из-за гребня бора, хотя небо уже пылало. «Отличный денек будет, — подумал Радин, — на лодочке бы укатить».
Взял в руки гантели. Из Москвы привез. Польские, с пружиной внутри. Покрутил, опустил на пол. Сегодня опять зарядку делать некогда. А завтра? Посмотрел на часы, словно они могли дать ответ, что ждет человека завтра. Сейчас за ним подойдет машина. Наскоро выпив два сырых яйца, на ходу дожевывая бутерброд с колбасой, вышел на улицу. Остановился, поджидая машину.
Второй месяц Радин в цехе, а твердой уверенности в себе так и нет. Трудно вживаться в новый коллектив, проходить сквозь «плотные слои». Как тот наполненный сталью ковш. Подтащили на крюках, ставят в гнездо опоры. Ниже, ниже, теснее, почти точно. Нет, чуток назад, теперь малость повернуть… И вот уже будто дышит, чуть расталкивая жаркими боками подкову. Уже не висит, но и не встал еще, не окаменел под собственной тяжестью.
Утром Радин предпочитает ходить по цеху один, без мастеров, без начальников смен. Никто не оправдывается, не клянчит. Кажется, все вокруг живет само по себе. Льется из конверторов в ковши оранжевый металл, плавают вверх и вниз эти самые ковши, словно вертикальное колесо с кабинками в городском парке: с металлом — вверх, к установкам, порожние — вниз, к печам…
Наскоро переодевшись в рабочую робу, поглубже натянув на голову каску, Радин, строгий и прямой, вышел из кабинета и сразу окунулся в жаркое марево цеха, настоянного на запахе жженого металла. Вспомнил, сегодня на смене бригада номер один. Дербеневская. Правда, самого вторые сутки нет. Винюков лично попросил подменить старшего конверторщика. Михаил Прокопьевич в составе делегации металлургов отправляется в Череповец. Радин попробовал возразить: мол, каждый человек на счету, цех медленно осваивает проектную мощность. Винюков холодно остановил: не трудом единым жив человек.
Обычно анализы предыдущей смены Радин берет в экспресс-лаборатории. Это становилось привычкой: пока не проверит с Дербеневой химический состав чугуна, не обменяется мнением о ходе смены, не приступает к работе. Хотя, конечно, все результаты чуть позже лягут на рабочий стол.
Надежда у входа в лабораторию поливала цветы.
— Доброе утро, Надежда Михайловна! — тихо сказал Радин, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
— Я тоже к вам собралась.
— Как любимая бригада сработала?
— Ничего не пойму: едва Дербенев уедет — брак гонят.
— Он — незаменимый, волшебник.
Надежда не приняла шутки. Протянула папку. Взгляды их встретились. Радин отметил, что Надежда всегда начинает разговор с ним глазами: они расширялись, замирали на мгновение и вдруг начинали быстро-быстро моргать. Он, кажется, научился распознавать их язык. Вот и сейчас глаза Надежды как бы упрашивали: не вздумайте повторять глупость, которую сказали там, на разливке…
Прежде чем спуститься на конверторную площадку, Радин еще раз просмотрел паспорта плавок бригады. Да, так и есть: плавки пришлось догревать. Уйму времени потеряли.
Сбежал по ступеням к первому конвертору. Из-под колпака печи выплескивались на землю огненные блины. На этот раз плавка перегрелась. Увидя начальника цеха, кто-то из сталеваров бросил ложку для взятия пробы и юркнул за пультовую. Второй конверторщик — мужчина угрюмого вида — даже головы не поднял, сосредоточенно швырял лопатой шлаковые очистки в металлический короб.
Радин заглянул в пультовую, благо дверь настежь. Огненные сполохи пляшут по стенам. Сутуловатый сталевар, видимо старший конверторщик, заменивший Дербенева, стоя спиной к Радину, отчитывал цыганского вида паренька:
— Опять за брехню, салага. Как определить содержание углерода в металле?
— Очень просто. По приборам.
— Дубочек ты мой! По приборам и тетя Нюра определит, а ты на глазок, без прибора.
— Это нарушение.
— Сам ты — нарушение природы. Помню, в молодости на права сдавал. Инспектор меня спрашивает: видишь этот знак? Вижу. Теперь скажи, как быть, если тебе нужно подъехать к этой столовой? А я ему в ответ: «Не беспокойтесь, инспектор, я обедаю, дома». Так и ты… Про искру забыл? За искрой следи, салага! Какого она цвета, как рассыпается! Уразумел?
— Больше половины.