Восьмой день недели

— Скажу. Не удивляйтесь. — Бруно оглянулся на печь. — Хочу, чтобы мальчишки пальцами показывали: глядите, глядите, Бруно идет! Славы хочу! Правда, с одним «но». Добуду ее чистыми руками, пройду по всем ступеням, от низа до вершины, через любые трудности.

— Любопытно.

— Дед мой, латышский стрелок, бывало, говорил: «Бруно, героем человека могут сделать только бой и труд». Согласны?

— Согласен. Ты хороший парень, Бруно!..

Поднимаясь по ступеням, Радин представил, как вытянутся лица у Будько да и у начальников смен, когда он предложит для пробы расклепать пару сталеразливочных ковшей, врезать в них днища большего размера, передать ковши в бригаду Бруно. Только бы расчеты подтвердились…

В кабинете солнечно и свежо. На столе — кипа бумаг, принесенных на подпись секретарем. Радин сбросил куртку, повесил на крюк каску, взял остро отточенный карандаш, записал:

«Бруно Калниекс. Система аттестации «Пульсар». Ковши и днища. Лаборатория». Вызвал отдел кадров. Попросил краткую характеристику на старшего конверторщика Бруно Калниекса. Записал детали. Родился в Латвии, в 1948 году. Отец и дед батрачили на кулака…

Оказывается, Бруно окончил институт стали. На Старососненском — третий год. Старшим конверторщиком — первый сезон. Радин откинулся на спину стула. Подумал: «С этим парнем можно иметь дело…»

* * *

Один за другим входили в кабинет руководители участков и службы цеха. Будько проследовал на свое постоянное место, уселся рядом с Надеждой на диване. Дербенева — единственный представитель женского пола среди руководства цеха — по молчаливому согласию получила право на «диванное сиденье».

Радин скользнул взглядом по ее порозовевшему лицу, отвел глаза.

— Тише, тише, товарищи! Начинаем оперативное совещание. Прошу!

Первым, по традиции, докладывал начальник производственного отдела — мужчина средних лет в мешковатом пиджаке. Начальник производства сыпал словами, цифрами, словно боялся, что его перебьют. И обычно Радин действительно часто останавливал его, прося повторить ту или иную цифру, делал какие-то замечания. Но сегодня он молчал. Лишь услышав заключительную фразу о том, что в цехе за ночь никаких происшествий не произошло, спросил:

— Как вы думаете, что я читал сегодня ночью?

Инженер недоуменно передернул плечами.

— Наверное, Александра Дюма! — ухмыльнулся Будько.

— Сочинение старшего конверторщика Бруно Калниекса «Пульсар». — По кабинету прошелестел смешок. — Зря улыбаетесь. Дельная штука. Так вот, согласно «Пульсару», вам скинули бы за работу десяток баллов. Садитесь! Очень поверхностный анализ работы смены.

— Простите, Анатолий Тимофеевич, но… я вас, как говорится, не совсем понимаю.

Радин постучал карандашом по столу:

— Вы не упомянули о ЧП на втором агрегате.

— Второй, второй… — Глаза распреда забегали по колонке цифр. — Позавчера бригада Бруно Калниекса задание перевыполнила.

— Мало того, наполнив ковши до верхней отметки, сливали металл в изложницу, а остатки под пол.

— Вы, Анатолий Тимофеевич, иногда эдакое ввернете, — недобро усмехнулся Будько. — Металл для нашего брата, что хлебушек для крестьянина. Цену знаем.

— И я «козла» не заметил, — заторопился распред, осторожно косясь на Радина.

— Ребята сливали металл в изложницу, в ржавую развалюху, — упрямо повторил Радин. — Чтобы потом выбросить ее вместе с металлом в лом.

— Латыш куролесит! Это что, тоже согласно «Пульсару»? — громыхнул с места Будько. — Да за такие штучки под суд, и кончен бал!

Радин снова постучал карандашом по столу. Пожалел, что упомянул о Бруно. Хотел вызвать интерес, подтолкнуть людей к разговору о резервах, а может получиться обратное… Спугнешь ребят, потеряешь единомышленников.

— Разрешите мне? — Будько тяжело поднялся с дивана. Конечно, он понимал, что может дать предложение Бруно. Может дать, а может и наоборот — сорвать график выпуска продукции, расползающийся по швам от всевозможных проб и экспериментов, чему Будько был ярый противник. К тому же, чувствуя, что собравшиеся молча поощряют его на активные действия, он отбросил последние сомнения, неприязнь к начальнику цеха захлестнула его. — Я этого Бруно давно раскусил, острит тупым концом. Предлагаю лишить прогрессивки и в подручные на три месяца.

Вот оно, началось. Радин поднял руку, призывая к вниманию.

— Товарищи! В печати наш цех называют производственной лабораторией черной металлургии. И давайте оправдывать это лестное звание. Ребята пробуют варить утяжеленные плавки. Посему, у меня несколько отличное предложение: тщательно изучить анализы плавок, обобщить опыт, помочь. Какие будут мнения?

Все молчали. Только Будько хмыкнул, резко отодвинул впереди себя стул.

— Йихав до Хомы, а зайихав до кумы. Шуткуешь, товарищ Радин?

— Я говорю серьезно. Могу, правда, пойти на компромисс: за самовольные действия бригадира предупредить, а за поиски резервов — премировать.

В кабинете стало непривычно тихо. Все, кто открыто, кто исподволь, посматривают в сторону Будько. Тихон не побоится сказать, что думает. Тихон — главный сталеплавильщик завода, ему и карты в руки.