Восьмой день недели

За полчаса до начала ночной смены Будько пришел в бригаду Дербенева. В суконной куртке, на голове белая каска, брюки закрывают ботинки. Знал по опыту: надев робу, человек переменился не только внешне, но и внутренне, стал собран, решителен. Поздоровавшись за руку с каждым, Будько стремительно прошел на пульт управления, поинтересовался состоянием кислородных фурм, выслушал доклад мастера о наличии сырых материалов — руды, извести, металлолома.

— Какой лом?

— Не понял? — вскинул брови мастер. — Как всегда!

— Пошли пять человек на канавы, пусть выберут металлолом покрупнее и — к первому конвертору.

— А «солому» куда? — прищурился мастер.

— Тебе что, повторить приказ? Самый крупный лом сюда! На рекорд смена идет! И пусть твои ребята не уходят из скрапового отделения.

В спешке, мотаясь по переходам и мостикам, слегка подвернул ногу, морщась и прихрамывая, обошел конвертор. Выдохнул: «Кажись, все». Подошел к сгрудившимся вокруг Дербенева ребятам. Заступают на смену, и чувствуя серьезность момента, выжидательно поглядывают на Будько. Сам начальник в ночную пришел.

— Бригада в порядке, — наклоняется к нему Дербенев, — скажи что-нибудь.

— Скажу! — Будько понимает, как важно снять напряженность, расковать ребят, цепко оглядывает сталеваров, хлопает по плечу Дербенева. — Как, Прокопьич, дашь парням заработать?

Дербенев, хитровато посмеиваясь, поправляет каску?

— Ежели начальник не обидит.

— Кузьмич, слышал, сына женишь? Гроши треба. А ты… Жила. Я разумею, пригласит нас Кузьмич на свадьбу.

— Приходите.

— Когда тебя дома не будет? Зажмешь, как Зайцев новоселье зажал. Изучил вас, чертей паленых.

Будько медленно переходит от одного к другому, каждому найдет доброе слово, пошутит, ребята сдержанно улыбаются. Круто поворачивается и сразу быка за рога, не давая времени на размышления:

— Братцы! Сегодня даем двадцать пять плавок!

— Двадцать пять! — ахает кто-то.

— Ломик крупный и чугун… А где затор, там я. Помните, в кино: «Бензина не будет, я сам приеду». Серьезно, хочу дать заработать в честь праздников, да и сам тряхну стариной. Мое слово твердо: даем двадцать пять — каждому сороковка. Вопросы? Нет? Командуй, Миха!

— По местам! — срывается Дербенев. — Слушай меня…

Будько чувствует, как дрожат кончики пальцев. Сам напряжен, спокоен, а пальцы… Пот заливает глаза. «Зачем надел под куртку теплую рубаху?» А Дербень молодчага! Зыркает зелеными глазищами, орет по-страшному. Помахивает кулачищем… Будько бросает взгляд на часы! Пора! С богом! Пошло, поехало! Гудки, звонки, световые сигналы. Будько взобрался по железной лестнице в кабину к машинисту.

— Кузьма Федотыч, плавочки веди потеплее.

— Есть! — не оборачиваясь, отвечает машинист и мягко бросает пальцы на разноцветные кнопки.

Темп работы нарастает, и это отлично видно отсюда, сверху. Мечется по площадке Дербенев. Каска сползла на лоб, не выдержал, сбросил куртку. Схватил «матюгальничек» и на весь цех: «Коля! Шихтуйся на пятерку!»

Двадцать минут прошло или целая вечность? Первая плавка — зачин. Дальше само пойдет. Дистрибуторщик наклоняет многотонную грушу конвертора. Зайцев заливает жидкий металл в формочки-стаканчики. Будько недовольно сдвигает брови. «Паленый дьявол, всю жизнь с огнем, а руки дрожат. Устарел, что ли?» Зайцев «мажет», никак не может получить скрапину[2]. Сечет струю лопатой, а «блина» нет: то слишком толст, то в крупную сетку. Нервничает старина.

— Дербенев! — наклоняется к микрофону Будько. — Сам возьми скрапину! Знатная бригада, а пробу взять некому!

— Эх, мать вашу!.. — Дербенев выскакивает из-за стальной ширмы, вырывает у Зайцева лопату. — Черпай еще! Лей! — Точным движением подсекает огненную струю. — Дербенев наклоняется над скрапиной, внимательно рассматривает, не теряя времени, заливает сталь в формочки и по пневматической почте отправляет в экспресс-лабораторию.

— Дай гляну! — Это Будько. Запыхался. С лестницы почти бегом бежал, как молодой. Берет из рук Дербенева стальную подстывшую корочку, гнет сильными пальцами.

— Отличная! Дуем дальше!

Дербенев широко улыбается. Показывает в рукавице большой палец. То ли плавку хвалит, то ли начальника. Понимают друг друга с полуслова. Анализ придет через две-три минуты, а они уже начнут выпуск стали. У Будько «нюх» на металл, безошибочная интуиция. Идут на рекорд — счет на секунды.

И снова разносится над цехом команда:

— Ковш под плавку!..

Белесый свет зари чуть раздвинул темноту кабинета. Будько не узнал его. В стороне горбатился стол, диван казался неуместным, в глазах мельтешили красные скобки. Не включая электричества, Будько скинул прямо на пол каску, прилег на диван. Трижды повторил про себя: «Двадцать минут». Положил под голову газетную подшивку и сладко зевнул. «Шестнадцать плавок сварили. До утра далеко…»

Разбудил его телефонный звонок. Будько поднял голову и не сразу сообразил, где находится. Звонил Дорохин.