Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

По распоряжению отца, всё это время после возвращения её из проклятой России Ядвига находилась под пристальным вниманием своих сородичей. Ей с трудом, благодаря доброму маленькому брату Ярику, удалось отправить в СССР Ивану последнее письмо.

В святой день, когда всё внимание отца, ревностного католика, было сосредоточено на подготовке и участию в службе, у девушки появилась единственная возможность совершить то ужасное, что она задумала.

По набережной такси доставило Ядвигу до моста Понятовского, бывшего Николаевского, за семь минут. Когда она выходила из костёла, часы ударили полночь. Наступал новый и последний для неё и её счастья день. Ядвига попросила остановить машину. На мосту было пустынно и тихо. Никого вокруг, только одна она стоит на высоком чугунном парапете моста, придерживаясь за фонарный столб.

Ядвига инстинктивно попыталась глубоко вздохнуть и почувствовала, что вместе с пахнущим рекой воздухом в её ноздри проникает другой, до боли знакомый и как-то физически плотный запах одеколона «Красная Москва», которым любил пользоваться её Ваня.

Она закрыла глаза и шагнула в пустоту.

Три дня родственники Ядвиги искали пропавшую у своих и её друзей и знакомых. Пан Францик даже созвонился со своими друзьями в советском посольстве, и те тоже подключились к поискам.

На четвёртый день полиция приняла официальное заявление пана Францика о пропаже дочери и открыла дело. Портрет Ядвиги разместили в центральных газетах в разделе «Происшествия», пару раз в новостях по телевизору показали её лицо. Всё напрасно!

Только через неделю, вернувшийся из отпуска водитель такси, который подвозил той ночью девушку, доставая из почтового ящика накопившиеся газеты, обратил внимание на фото Ядвиги и сразу явился в полицию.

Наконец-то место поиска определилось. Надводные суда избороздили тралами русло реки. Водолазы обыскали водозаборы, кабельные ложа, остовы каких-то конструкций, – всё, за что могло зацепиться влекомое течением реки тело. Всё напрасно.

Фурсов – метаморфоза

05 июня, в среду, Леонид Петрович Фурсов, высокий, стройный для своих пятидесяти человек, одетый в светлый парусиновый костюм, мягкие высокие ботинки на толстой подошве, в вогнутой сверху шляпе с высокой округлой, обёрнутой противомоскитной сеткой тульёй и широкими подогнутыми вверх по бокам большими полями, вошёл в вагон электрички на станции Калуга-1.

За собой он волочил огромный раздувшийся чемодан с телескопической ручкой и на колёсиках – дивное диво из загнивающей Европы. Конечно, и шляпа модели «акубра», австралийского происхождения, подаренная далёким сиднейским почитателем знаменитого адепта великого русского поэта, и чемодан из яркого пластика никак не вязались с обстановкой треснутого стекла окон, порезанного тут и там кожзама на неудобных сидениях, заклинивших форточек и от того жуткой духотищи в вагоне.

Но Леонид Петрович как всегда экономил.

7 часов утра. Трудовой областной люд в битком набитом вагоне двигался в столицу на заработки.

Фурсову повезло. Как только он оказался в прокуренном тамбуре, мимо пронеслась, едва не вытолкав литератора с его поклажей обратно на перрон, компания молодых людей, – за игрой в карты они едва не пропустили нужную остановку – как будто специально для него освободив прекрасное место. Он тут же водрузил чемодан на короткое сиденье в углу салона, а сам расположился напротив в центре трёхместной скамьи.

Леонид Петрович положил шляпу на место рядом с проходом, а на сиденье у окна бросил только что купленную на станции газету, создавая видимость сиюминутного отсутствия вышедшего покурить соседа.

В этом году Леониду Петровичу наконец-то удалось сменить обычный ареал своего творческого пребывания в российской глубинке, Рязанскую область – родину его великого русского кормильца – на Калужскую.

Весь май он провёл в хорошо оплаченной Союзом советских писателей командировке. С точки зрения литературоведа Рязань была и на долгие годы останется для него неисчерпаемым источником заработка и вдохновения. Но с другого конца, для делового человека, параллельно занимающегося скупкой старинных икон и антикварной утвари, яблочная столица уж года два была как обкромсанный со всех сторон кисло-сладкий сочный фрукт, да и вероятность засветиться в местных органах, похоже, всё больше испытывала неумолимое желание обрести реальность.

Фурсов подёргал наборный замок на сумке, вжикнул пару раз молнией на клапане и удовлетворённо улыбнулся.

К его визиту в Калугу всё было готово уже год назад. Об этом намекнул «случайно» оказавшийся за его спиной в очереди за колбасой в гастрономе на углу «тридцатого» товарищ генерал, одетый ради такого случая во всё штатское. За этим намёком скрывалась кропотливая работа его людей, которые своими методами зачистили территорию от конкурентов и у этих же несчастных собрали всю информацию, необходимую для работы доверенного профессионала.