Наряд был поднят по тревоге. Побег! Отделение разбили на три группы. Одна идёт на север, другая на восток, третья на юг с точкой схождения в посёлке. Бежал особо опасный преступник, осуждённый за изнасилование на 15 лет строгого режима. К сведению: прокурор настаивал на смертной казни. Бывший боксёр. При задержании проявлять особую осторожность. Командирам групп – к начальнику особого отдела для получения подробных инструкций, остальные – по машинам!
Салага – рядовой Володька Родин расположился в задней части кузова, отгороженной от водителя и пассажира перегородкой с маленьким зарешеченным оконцем. Напарник, Колька Лёвин, – «старик», это ему место у печки. Но «старик» почему-то сел рядом с Володькой.
– Шеф, – крикнул он в оконце, – гони! За скорость плачу.
Их наряд двинулся на восток. Часовой на вышке видел, как машина с преступниками помчалась на север, но в любом случае они в конце концов свернут вправо. Только оттуда, из Приморья, они смогут бежать дальше, на перекладных. Северная и южная группа сделают дуги, чтобы исключить все другие варианты. Преступникам просто некуда деться.
– Но я тебе вот что хочу сказать, пацан, – Колька закончил с диспозицией и многозначительно примолк. Потом демонстративно захлопнул задвижку на решётчатом оконце, – тут случай особый. Беглеца приказано догнать и уничтожить.
– Даже если он не сопротивляется?! – удивился Родин.
– Будто не знаешь, – осклабился Колька, – здесь один закон – тайга. Так и скажи – обоссался. Ладно, держись меня. И учти – если поймали, то только вдвоём. И смотри у меня: за это дембель обещан. Мне дембель – тебе отпуск, и медаль… за храбрость.
Родин насупился и ничего не ответил. На зоне он вертухаем уже год, и ни разу не участвовал в таком деле. Да и не было повода. Несчастные случаи были, драки, поножовщина – регулярно. И уже усмирять зэков приходилось. Родин знал этого Холина. Тот даже пару раз давал уроки бокса молодому составу. Абсолютно мирный и добрый малый – один из первых претендентов на УДО.
Так все думали, а начальство, оказывается, считало иначе.
Через полчаса машина встала. Дальше ехать невозможно. Лёвин сообщил по рации о продолжении поиска пешим порядком. Водитель остался на связи. Он включил дальний свет и беспрерывно подавал сигналы.
Прежде чем разойтись в цепь Лёвин взял Володьку на воротник полушубка и потянул на себя.
– Будешь целиться – в глаза не смотри! А то всё дело испортишь.
Стараясь не терять друг друга из виду, они двинулись дальше по краям, как им сначала казалось, дороги. Но стоило Родину один раз упасть в неглубокую яму, как он тут же оказался в жутком одиночестве. Он несколько раз крикнул, но за шумом ветра так и не услышал ответа. Палить из винтовки запрещено по уставу – преступник может услышать и затаиться. Осталось только надеяться на сигналы, подаваемые водителем.
Родин решил вернуться.
«Чёрт с ним, с отпуском, и медаль мне не нужна. Да и потом, гадом буду, – наврал «старик», наверняка всё это «туфта». Если за каждого «бегуна» медаль давать, то груди не хватит, как у Брежнева».
Родин повеселел от удачной шутки – надо запомнить и ребятам рассказать – и тут же услышал сигнал уазика, только какой-то более низкий. Аккумулятор садится, решил он и, скользя «лысой» кирзой, заковылял на звук.
Только метрах в двадцати от машины он сообразил, что это не его уазик. Грузовик с дощатым кузовом, стоял по оси зарывшись в грязь. Светились только габаритные огни. Из под кузова иногда вылетали клубы сизого дыма. Внезапно в кабине сверкнул огонёк.
Родин присел, передёрнул затвор винтовки, загоняя патрон в патронник, пригнулся и двинулся вперёд, обходя грузовик сзади.
Холин затушил папиросу о панель. Щёлкнул зажигалкой, проверяя остатки бензина. В ожидании пока его обнаружат и скорее всего пристрелят, – от зэков он слышал о жестоких законах зоны – сидел, оглушённый выпитой до дна бутылкой какого-то жуткого зелья, оставленного Васькой.
Он без конца прокручивал в голове письмо своей возлюбленной Ядвиги, проклиная тот день, когда сам привёл её к этому маньяку.
Почувствовал, что замерзает и решил выйти из кабины размяться. Спрыгнул на землю и замер, – пред ним, как истукан, весь покрытый снегом, стоял боец.
В руках у бойца винтовка, ствол которой уставился Холину в грудь.
Помня напутствие напарника, Родин всё внимание сосредоточил на мушке ружья. Он так волновался, что забыл сказать положенное по уставу: «Стой, руки вверх!»
Холин застыл на месте, прислонившись спиной к машине. Боец махнул рукой, как это обычно делает фотограф, приказывая всем застыть в ожидании, когда вылетит птичка. Холин резко встал во весь рост и молча потянул руки вверх.
От неожиданности Родин зачем-то ещё раз передёрнул затвор. Патрон со звоном выскочил и отлетел куда-то в сторону.
– Четыре, – вдруг сказал Холин.
– Что четыре? – не понял боец.
– В магазине осталось четыре патрона, – спокойно сказал Холин и добавил, – салага!
До этого момента мысли Родина метались в опустевшей от страха и дикого возбуждения голове, но последнее слово этого гада внезапно привело его в чувство.