Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

А аппарат через каждые пятнадцать секунд продолжал механически фиксировать, всё что происходило на фоне ослепительно белого, высвеченного каким-то нереальным, больничным светом экрана.

Через полчаса Алексей, сидя на диване, наблюдал за тем, как приводит в себя в порядок, напуганная до предела, едва держащаяся на ногах Ядвига, как она забрасывает в свою сумку валяющиеся на полу трусики и колготки, как то и дело убирает с мокрого лица спадающие густые волосы, надевая туфли, как ежесекундно касается шеи, ощущая фантомное прикосновение басовой струны.

Он довольно улыбнулся: ему удалось не сделать ни единой царапины на этой тонкой, почти прозрачной коже.

Ядвига, прижав сумочку к груди, стараясь не смотреть на своего мучителя, как-то боком, вдоль стены, двинулась к двери. Спина её была напряжена, – она боялась в любой момент услышать грубый окрик своего мучителя. Но тишина в комнате не прервалась даже после того, как щёлкнул английский замок входной двери.

За всё время Алексей не сделал ни малейшего движения и даже не дрогнул, когда почувствовал резкую боль в раненном глазу от попавшего в него дыма от сгоревшей дотла сигареты.

Холин – Метаморфоза (продолжение)

Холин открыл глаза и не увидел северного сияния. Машина летела, подпрыгивая на ухабах. Его бывший сослуживец по спортивной роте, гимнаст Васька Шелестов лёг на руль грудью, пытаясь что-то разглядеть в исколотой летящими на встречу белыми снежными штрихами мгле.

– Ты фары-то включи, – посоветовал ему Холин.

– Да какие фары! – вскипел Васька. – Хорошо хоть мотор работает.

– Тогда куда ты летишь? Ну ка тормози.

Машина встала.

– Дай сюда, – сказал Холин, схватил левую руку товарища и поднёс его часы поближе к глазам.

Получалось, что они ехали уже больше сорока минут. При такой скорости они давно должны были упереться в какой-нибудь забор или сарай посёлка. Но ни того, ни другого не наблюдалось.

– И давно ты в этой каше плывёшь?

– Так уже минут двадцать. А что, дорога-то прямая.

– Дурак ты. В тундре, куда не кинь, везде она прямая.

Холин соскочил на землю. Ноги разъехались в жидкой ледяной грязи. Обошёл машину в надежде разглядеть хоть какой-нибудь ориентир – столб, огонёк. Напрасно. Обозримое пространство заканчивалось на расстоянии вытянутой руки. Вернулся в кабину.

– Заблудились, – констатировала он.

Васька даже не взглянул в его сторону и продолжал сосредоточенно протирать быстро запотевающее лобовое стекло.

Холину стало жалко парня. Не столкнись он с ним случайно в шахте, где заключённые долбили отбойными молотками тяжёлую кимберлитовую породу, – Васька работал здесь горным мастером – не сидел бы рядовой Шелестов рядом и не рисовал рожицы на стекле.

***

А Иван всё равно бы сбежал.

Неделю назад он получил письмо. На штампе отправителя в позе «цыплёнка табака» – синий польский орёл. Ядвига писала, что уже месяц как на родине. Сразу после ареста Ивана её отец настоял, чтобы она срочно покинула СССР. Это правильно, подумал Иван. На его лице мелькнула счастливая, но грустная улыбка: она его любит и будет любить всегда. И тут же буквы смазались и поплыли перед глазами: она беременна, но не от него! Так получилось, она не виновата, он её заставил. Кто он? Иван сорвал взгляд с прочитанного места и снова, с первой строки – «Здравствуй, дорогой Ваня…» – лихорадочно просмотрел текст сначала на одной, затем на другой стороне листа. «Ага! Лёха Новиков! Подлец!» С трудом заставил себя сесть на нары, успокоиться. «Значит, эта сволочь…»

Ядвига узнала о своей беременности только в Варшаве и сразу попыталась избавиться от плода. Но отец не позволил. Он католик, она тоже крещёная. Он держит её под замком, но она уже всё решила. Она знает, что Иван ни в чём не виноват, что его оклеветал Новиков. Но она не может ждать долгих пятнадцать лет и не может родить ребёнка от ненавистного урода. И ещё эти ужасные фотографии… Они остались у него, и теперь она боится за отца. Это она во всём виновата. Она прощается с ним.

– Значит так, рядовой Шелестов, – сказал Холин. – Мы примерно в пяти километрах от посёлка на западе. Ты выходишь и идёшь строго на восток. Я остаюсь в машине. Гудок работает…?

Васька нажал клаксон. Раздался громкий басовитый стон.

–…Отлично. Каждые пятнадцать секунд я жму кнопку, а ты держишь машину всё время у себя за спиной. При хорошем ходе через час – полтора ты уже в посёлке. Идёшь к себе и замираешь. Тебя же никто не видел. Ненцам с нардами дашь денег, скажешь, чтобы показали, что вместе с тобой ездили на рыбалку. Алиби твёрдое.

– А ты?

– За меня не беспокойся. Выкручусь.

Холин давно понял, что побег не удался, и решил спасти жизнь хотя бы Ваське.

***