Спустя тридцать лет мы с моей мамой совершили речной круиз по уже освободившейся к тому времени Восточной Европе. Мы побывали в нескольких странах, которые какое-то время были коммунистическими, что затрудняло их посещение в 1980-е годы. Приехав в Братиславу (Словакия), мы познакомились с молодой словачкой, которую звали София и которая пригласила нас выпить кофе в ее крохотной квартирке на десятом этаже дома. Она называла его «панелькой». Это был один из образцов всемирно известной коммунистической жилой застройки. Жильцы раскрасили эти дома яркими цветами, чтобы хоть как-то скрыть голую функциональность брутальной архитектуры. Наша хозяйка выросла в этом выкрашенном в зеленый цвет доме, но уже не при коммунизме. А вот ее родители (примерно моего возраста) как раз жили в то время, поэтому я задала ей вопрос, который волновал меня еще со времени поездки в Восточный Берлин: «Вашим родителям нравился коммунизм? Довольны ли они сегодняшней свободой?»
Ее ответ поразил меня. Для начала София рассказала, что лично ей нравится свобода путешествовать, возможность высказывать свое мнение, иметь доступ к интернету и американскому телевидению. А затем она сообщила, что ее родителям трудно ориентироваться в изменившихся жизненных условиях. Они не могут найти достойную работу, не уверены в своем пенсионном обеспечении. В коммунистический период у них была хорошая работа, были и праздники, и семейные традиции, и дом, который они любили. И София сделала вывод: «Они были счастливы».
Я не ожидала услышать, что кто-то мог быть счастлив, живя в панельке. Мой разум не в состоянии был отделить ностальгию по прежней семейной жизни от удушающей политической обстановки в Чехословакии. Меня мучили вопросы:
Немое кино
Один из способов формирования точки зрения – это то, что я называю «немыми фильмами». Под ними подразумеваются бессловесные (и бессознательные) образы, которые постоянно прокручиваются у нас в голове. Именно такой немой фильм о жизни при коммунизме и воспроизводился где-то на заднем плане моего мышления. Как только звучало слово «коммунизм», внутри словно нажималась кнопка воспроизведения, и тут же моя голова заполнялась непрошеными образами, ярлыками и эмоциями. Я автоматически отвергала даже мысль о том, что «счастье» или «солнечный свет» могут сочетаться со словом «коммунизм».
Из этого воображаемого внутреннего пространства проистекают и наши
«Психолог Лев Выготский… утверждал, что языковое мышление развивается, перемещаясь извне внутрь по мере усвоения речи. При этом синтаксис становится все более сокращенным. Исчезают артикли и прилагательные, исчезают местоимения, предикаты сокращаются до глаголов, пока в нашем сознании не останется только одно слово-название. Полностью интериоризованное, это единственное слово несет в себе максимум информации и находится ближе всего к чистому смыслу. …Чистый смысл наделен образами и коннотацией и насыщен аффектом».