Вообще-то поначалу мне было жутко не по себе. Одна, никого вокруг не знаю. Даже сбежать хотела. Но в первый же день, когда я стояла в библиотеке, знаете, разглядывая книги и делая вид, что я много в них понимаю, ко мне подошёл наш преподаватель, посмотрел на книгу, которую я держала в руках, и сказал: «Ага, так вам, стало быть, нравится Ферлингетти?» Я чуть было не выпалила: «Да, но только вместе с сыром Пармезан», но, хотите верьте, хотите нет, я вовремя остановилась. И вместо этого вдруг услышала собственный голос, произносящий что-то вроде: «Честно говоря, я не слишком хорошо знаю американскую поэзию». В этот момент, Фрэнк, вы могли бы мной гордиться. И вот он начал говорить со мной об американских поэтах — и мы просидели за разговором целую вечность — а ведь он формально даже не был моим непосредственным преподавателем, можете себе представить? А потом мы вместе отправились в большой зал, слушать лекцию, народу там собралось тысячи две. После того, как лекция закончилась, профессор спросил, нет ли у кого-нибудь вопросов. И представьте себе, Фрэнк, тут встала я!
Богом клянусь, я встала с места, и все смотрели только на меня. Уж не знаю, какой дьявол в меня вселился, я и рада бы сесть обратно, но ведь две тысячи человек видели, как я встаю, и я это сделала, я задала ему вопрос!
ФРЭНК.
И что же было дальше?РИТА.
А что должно было быть дальше?ФРЭНК.
Ну, что за вопрос вы ему задали?РИТА.
Ой, я уже не помню, потому что потом я всю неделю задавала вопросы, просто остановиться не могла. Кажется, тот первый вопрос касался Чехова. Сами понимаете, Чехова-то я уж как-нибудь знаю.Ну, а как вам Франция? Сказали бы хоть пару слов.
ФРЭНК.
Да рассказывать особенно нечего.РИТА.
Как это нечего, ну хоть что-то: я ведь никогда не была за границей. Ну, чем она знаменита, а?ФРЭНК.
Было довольно жарко…РИТА.
Нет, нет, я теперь не курю. А вы что, выпили?ФРЭНК.
Немножко.РИТА.
Понятно. А что вы тут писали?ФРЭНК.
Так, ничего особенного.РИТА.
Покажете?ФРЭНК.
Может быть… Может, когда-нибудь покажу.РИТА.
Стало быть, вы тут немножко писали, немножко выпивали. Что ещё вы делали?ФРЭНК
РИТА.
Что?ФРЭНК.
Представьте себе. Но разумеется, не из-за пригоревшего гарнира, не думайте. На самом деле всё произошло из-за оeufs en cocotte.РИТА.
Это что ещё такое?ФРЭНК.
Яйца, всего-навсего яйца. Дело в том, что матушка-природа, в великой мудрости своей, обрекла меня на нелюбовь к яйцам — в любом виде, будь то яйца en cocotte, то есть всмятку, или же яйца по-флорентийски, или по-бенедиктински, или всего-навсего вкрутую. Джулия утверждала, что природа совершила ошибку. Я настаивал на том, что природа всегда права. В результате этой дискуссии Джулия была вынуждена со мной расстаться.РИТА.
И всё из-за яиц?ФРЭНК.
Ну — скажем так, дискуссия о яйцах была лишь началом.Так что, это основное событие, которым было отмечено наше пребывание во Франции. Так или иначе, каникулы закончились, вы вернулись, и даже Джулия тоже вернулась.
РИТА.
Так она вернулась? И всё в порядке?ФРЭНК.
В полном порядке.И теперь — у меня такое чувство, что мы проживём вместе всю жизнь. Во всяком случае, до той поры, пока ей не придёт в голову мысль изготовить oeufs a la crecy.
РИТА.
Это что же, снова яйца, я слышала что-то такое от Триш.ФРЭНК.
Кто это, Триш?РИТА.
Ну Триш, мы с ней вместе снимаем квартиру. О господи, Фрэнк, неужели мы с вами так давно не виделись? Она переехала ко мне как раз перед летними каникулами.ФРЭНК.
Понятно. И что, оказалась хорошей соседкой?РИТА.
Колоссальной! Просто первый класс. Знаете, Фрэнк, у неё есть настоящий вкус, совсем как у вас, правда. У нас всё очень просто, только книги и цветы. Я хочу сказать вам, Фрэнк, сейчас самая лучшая пора в моей жизни, я это знаю, чувствую. Я даже начала ощущать себя молодой……такой же, как они там, внизу.
ФРЭНК.
Но, дорогая моя, двадцать шесть лет вряд ли можно счесть старостью.РИТА.
Да, конечно, но я имею в виду, что я кажусь себе такой же, как ваши ребята — оказывается, я ещё способна это ощутить…Да, совсем забыла…