Воспитание сердцем

В начале 1980-х годов, начиная растянувшееся затем на долгие годы изучение последствий конкуренции, я предполагал, какие находки меня ожидают. Данные должны были подтвердить: конкуренция неблагоприятна для нашего психологического здоровья и отношений. Я оказался прав. Но кроме того, ожидал найти доказательства того, о чем не раз слышал и всегда считал правдой: конкуренция мотивирует многих людей прилагать максимум усилий. А значит, ее отсутствие приводит к снижению успехов на работе и в школе. В этом случае ради компромисса пришлось бы отказаться от выдающихся достижений в пользу здоровых и счастливых людей.

Как же я ошибался. Исследования показали, что в подавляющем большинстве случаев конкуренция только мешает людям максимально использовать свой потенциал в учебе и работе. По ряду причин оптимальная производительность при выполнении многих задач не только не требует, чтобы участники пытались побить друг друга. Она вынуждает полностью отказаться от этой установки. Это не компромисс. Если нас больше всего интересует конечный результат, сотрудничество более разумно и оправданно, чем конкуренция. То же самое верно, если нас больше всего интересует отношение людей к себе и окружающим.

Я говорю об этом сейчас, поскольку некоторые считают, что безусловное воспитание тоже подразумевает подобный компромисс. Их аргумент звучит так: если мы знаем, что получим принятие, только когда упорно работаем и демонстрируем результаты, будем стараться делать именно это. И наоборот, как риторически поинтересовалась группа психологов: «Если бы люди ощущали безоговорочную любовь во всех сферах жизни, стали бы они по-прежнему стремиться к достижениям?»[120]

Это важный вопрос, и у меня есть на него четыре ответа. Во-первых, даже если этот ход мысли действительно оправдан, скорее всего, дело касается только взрослых. Дети должны быть любимы безоговорочно. Повторю, даже если предположить: всем полезно чувствовать, что их одобряют, только когда они добиваются успеха, важно начать жизнь с безопасного фундамента, состоящего из принятия без всяких оговорок.

Во-вторых, стоит задать вопрос: на чем, собственно, должно основываться решение о ценности того или иного индивидуума. «Упорная работа» и «достижения» на самом деле две разные вещи. Если нам нужны результаты, что делать с людьми, которые прилагают максимум усилий, но по разным причинам не достигают своей цели? Если же нам, наоборот, нужна упорная работа, проблема заключается в том, что ее не всегда можно измерить. Один работал интенсивнее, другой — дольше. По-видимому, все-таки довольно глупо пытаться соотнести любовь и принятие с такой неосязаемой вещью, как усилия.

В-третьих, даже если условное принятие давало бы результаты, нам пришлось бы в очередной раз рассмотреть все его скрытые издержки, то есть широкие, глубокие и длительные последствия стратегии, которая на первый взгляд кажется эффективной. Даже если бы компромисс существовал, минусы условного принятия почти наверняка перевешивали бы плюсы, то есть возможность добиться большего. Эти минусы с пугающей ясностью проявили исследования, описанные в главе 1 и главе 2. Даже если те студенты вуза действительно учились усерднее в отчаянной попытке завоевать расположение взрослых (см. выше и также выше), мало кто согласится, что в итоге испытывать неприязнь к родителям и постоянно чувствовать себя виноватыми, несчастными и несвободными — адекватная плата за успех. Если бы люди получали безусловную любовь, вынуждены были бы они по-прежнему добиваться успеха? Каждый, кто понимает, что значит быть несвободным, ответит: «Давайте надеяться, что нет!»

Но если люди не вынуждены, это вовсе не означает, что они не могут добиться успеха. Это и есть мой четвертый и окончательный ответ: как и в случае с конкуренцией, выясняется, что компромисса на самом деле не существует, поскольку условное принятие обычно не работает даже для достижения близкой цели — более высоких показателей успеха. В лучшем случае его эффективность ограничена отдельными людьми, конкретными задачами и заданными обстоятельствами.