Воспитание жизнью

— Я, конечно, знаю, что ты нас всех здорово подвел, а теперь вот пришел ко мне и просишь извинения. Не скрою, мне твой поступок очень не понравился. — Каст неожиданно замолчал, и в комнате сделалось тихо-тихо, так что стало слышно лишь тиканье будильника. — Сейчас же ты пришел ко мне, как будто это личное дело, которое касается только нас двоих. Если бы это было так, то я давно простил бы твою вину. — Капитан закурил и посмотрел на красного как рак Холдака. — Но так это недоразумение решить нельзя: ведь мы офицеры Народной армии и служим в одной части. Ты виноват не только передо мной.

Капитан сел, не сводя пронизывающего взгляда с обер-лейтенанта, которому от этого стало как-то не по себе.

— Кто я такой один? — продолжал Каст. — Командир одной из батарей, и только. А ведь мы служим в армии, и каждый из нас в первую очередь должен думать о ней. Ты на этих учениях думал только о себе, и вот тебе результат: пострадали две батареи. Если бы в боевых условиях ты оказался в таком положении, твоей батарее пришлось бы вести огонь за все три батареи. А этого, как бы ты ни хотел, тебе не удалось бы! Ты сам неплохо разбираешься в тактике и понимаешь, к каким последствиям это могло привести! Наш полк оказал бы меньшую огневую поддержку пехоте, которая так ждет нашей помощи, и из-за этого она понесла бы большие потери в живой силе и технике. Но это еще не все! Посмотрим, что было бы еще. Поскольку наши батареи отстали и застряли бы на одном месте, они стали бы хорошей мишенью для бомбардировочной авиации противника. Вот видишь, к каким последствиям могла привести твоя ошибка, а ты теперь хочешь решить ее как нечто сугубо личное. Я к тебе претензий не имею, но наша парторганизация не может не иметь, так что приготовься к серьезному разговору.

8

На партийном собрании обер-лейтенант Холдак коротко рассказал, как он действовал в ту ночь на марше. Сойдя с трибуны, он сел на свое место. В зале стало тихо-тихо, так как собравшиеся, ошарашенные словами обер-лейтенанта, еще не решили, как им поступить.

Секретарь парторганизации лейтенант Науман с тревогой посмотрел в зал. Ни он сам, ни коммунисты не знали, что обер-лейтенант Холдак попросит слова на собрании, на котором решался всего один вопрос: прием в кандидаты партии штабс-ефрейтора Зайбта. И вдруг такое!

Когда Холдак сел, он почувствовал, словно у него гора с плеч свалилась. Наумана беспокоила нерешительность, даже некоторая растерянность товарищей, сидевших молча. Науман перевел взгляд на Холдака, который сидел, опустив голову и положив на стол свои большие и сильные руки.

«Сколько стен он успел сложить…» — невольно подумал Науман, который знал, что Холдак до армии работал каменщиком. Окинув еще раз взглядом зал, он про себя решил: «Если сейчас никто не попросит слова, придется мне выступать первому, хотя и не хотелось бы навязывать собранию свое мнение. Но, видно, не зря я говорил командирам батарей, что их отношения друг к другу оставляют, желать лучшего: каждый печется только о своей батарее. Видимо, с этой точки зрения мне и следует перейти к этому вопросу».

Секретарь вдруг увидел, как кто-то в зале поднял руку. Это был обер-лейтенант Колтерман. Науман предоставил ему слово.

Маленький, крепко сложенный офицер поднялся с места. Взгляды всех присутствующих скрестились на нем.

— Товарищи! — громко начал Колтерман. — Заявление товарища Холдака должно всех нас заставить серьезно задуматься над тем, как мы, коммунисты, относимся к выполнению своих обязанностей. — Офицер обвел зал взглядом, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел на присутствующих…

Зал тихо заволновался.

— Товарищи! — продолжал Колтерман. — Сила нашей армии в значительной степени зависит от нашей сплоченности…

— Лучше посмотрел бы, что у самого делается под носом! — выкрикнул из зала кто-то из командиров взводов.

— Две наши батареи не были задействованы на учении, и все только потому, что товарищ Холдак, видите ли, не пожелал поделиться с нами теми сведениями, которые имел сам… — Говоривший повысил голос: — Товарищи, представьте себе, к каким последствиям это привело бы в боевой обстановке!

Шум в зале начал нарастать. Все, конечно, понимали, к чему все это может привести, но в то же время товарищи чувствовали, что Колтерман говорит не столько от души, сколько от своего уязвленного самолюбия, стараясь заручиться поддержкой всего собрания.

— В конечном счете товарищ Каст получил выговор, а виноват в том, по сути дела, Холдак, — продолжал Колтерман.

— А в твоей пассивности на учениях тоже он виноват? — выкрикнул кто-то из зала.

Науман не заметил, кто именно выкрикнул эти слова, но он уже разгадал замысел Колтермана, который хотел заполучить себе в союзники капитана Каста.

«Они хотят поцапаться друг с другом, но сегодня им это не удастся», — решил про себя секретарь парторганизации.

— Заканчивая свое выступление, я предлагаю привлечь товарища Холдака к партийной ответственности за его позорное поведение! — выпалил Колтерман и быстрыми шагами пошел на свое место.