— Что-то не нравишься ты мне, пацан, проваливай, а то зашибу ключом ненароком…
Рус не позволил ему дальше хамить. Стволом пистолета сильно ткнул ему в живот. Подхватил мгновенно обмякшее тело, подставил ногу под падающий гаечный ключ. Опустил на пол. Впрыгнул в номер.
Трое сидели за столом даже не прислушиваясь к разговору в дверях.
Потягивали пивко, скучающе взирали на телевизор, играли в карты. Три быстрых щелчка не позволили им даже предположить, что кто-то в них может стрелять. Добил верзилу. Закрыл дверь. Также быстро вывернул карманы лежащих. Пистолеты, доллары, визитки. В чемоданах два автомата, патроны, гранаты, динамит. Рус на мгновение задумался: сколько их здесь, если столько и такое оружие на корабле. Таким количеством динамита не только каюту, весь корабль на дно пустить можно. Посмотрел в иллюминатор: было уже темно. С верхней палубы доносилась веселая мелодия. Вспомнил про Дину. Надо подняться наверх, провести девушку в номер. Заказать ужин в каюту. А тела он выкинет в море ночью. Долларов при немцах оказалось более сорока тысяч. Монах даже удивился такому количеству. Этих денег хватит теперь и на лечение Сен Ю, на оплату корабельного врача, и на билеты до самого Бомбея. И Дина сможет удовлетворить себя в нарядах: немного, но все же.
Он осторожно вышел из комнаты. Закрыл ее на ключ. Приклинил немного дверь. Побежал на верхнюю палубу. Пока все складывается удачно. Даже слишком, — холодно отмеривал сделанное Рус. Враг раскрылся первым, первым и погиб. Что же дальше? Чем обернется пропажа людей. У Сен Ю сильные ангелы хранители, удовлетворенно подумал Рус, вспомнив набожность Дины.
— Почему так долго? — встревоженно спросила девушка.
— Назойливый какой-то попался. Так в душу влез со своими просьбами, что еле отвязался.
— А что он хотел?
— Что бы я перепродал ему свой номер.
— Один номер у нас лишний. Можно было продать. А за эти деньги я себе чего-нибудь купила.
Рус отсчитал ей тысячу.
— Это презент от того американца, который хороший, — стараясь оставаться спокойным, ответил монах, — не трать только зря деньги.
Глава вторая
Искривленное в бешенстве лицо Бормана не давало никаких поводов для шуток или оговорок. Все придавленно молчали: а он, брызжа озлобленно слюной, и матерщинно ругался, и старчески картавил, выплескивая из себя всю черную энергию, накопившуюся от последних трагических новостей.
— Хмыри зажравшиеся! Вонючая гадость третьего Рейха. Скорцени, ты из толкового диверсанта превратился в отвратительного пьяницу и пустого болтуна. Геббельс тоже был таким внешне эффектным, но внутренне гнилым. Неужели мы постоянно обречены на вечный проигрыш? — Борман в доблестной ярости вскинул кверху скрюченные пальцы. — Опять около сотни человек потеряно. Кто поставит на ноги тех, кто выжил после ваших авантюрных мероприятий? Что сделано? Ничего. Где ваши победные реляции, положительные итоги? Пива, шнапса выпито бочки.
Сказано на сотни страниц мелким шрифтом. Все многозначительно и ничего не понятно. Но… Мюллер, что вы так подленько втихаря ухмыляетесь. Не кривитесь. Не по вашу ли душу бегают журналистики по ущельям и высям Кордильер? А-а? Что вы на все смотрите иронично. Смерть уже не страшна? Пережили долгие спазмы. Висел бы над вами меч Гиммлера, справились бы с любой задачей. А так только людей губите впустую, в утешение своих непомерных амбиций. Бестолочи. Паразиты. Черви зловонные. Даже не знаю, какое слово для вас точнее. Все ничего.
Пустота. Наверное мы и есть настоящие сумеречные тени. Призраки. Если не способны разобраться с каким-то неизвестным одиночкой.
Нейтрализовать. Утилизировать. Самое простое, что в жизни делается и довольно дешево-убить. Кто только и как только в истории не убирал своих противников. Тысячи способов. Банальных, как тысяча и одна ночь.
Смех и только. Профессионалы. Да вы тени, призраки. Все ваше в далеком прошлом. В древнем средневековье. Скелеты высушенные в современном одеянии. Зубы только нечищенные торчат: гнилые, но еще опасные.
Зарыться надо. Закрыться. И тихо, тихо ожидать скончания своих дней.
Вот все, что вы можете. И не смотрите на меня так. Ваше дурное мнение давно уже ничего не стоит. Вы преступники: а потому неудачники. И ваше слово, как слово ассенизатора: только для очень узкого круга.
Ступайте, тени забытого прошлого. Ваше время ушло. Мне жаль всех вас, так же, как и себя.
Мюллер, Скорцени, еще двое высокомерных в погонах группенфюреров, трое в запыленных погонах штандартенфюреров, стараясь не раздражать старого босса, тихо убрались из холла. Спустились вниз в большой зал к камину. Кряхтя, охая и отплевываясь, тяжело расселись. Здесь уже сидели еще двое, помоложе, но с надменными лицами стопроцентных арийцев, при погонах, при генеральских.
— Во многом все же прав Борман, хоть и брюзжит, как висельник. В чем-то мы недостаточно упорны, не настойчивы. — Мюллер тоже жалко крутил головой и чмокал дряблыми губами.
— Отто, почему у нас ничего не получилось?