Воспитатель

Моя злорадная ухмылка была обоснована на сто процентов. Да. Считайте меня меркантильной сволочью, но мне обидно. Меня лишили новогодней премии, что является практически святым для любого работника детского сада, мне сделали выговор, и опущусь уж совсем низко — у меня даже отобрали подаренный им букет роз! Так скоро дойдет до того, то будут и одежду отбирать, прямо на входе. Да, я довольна. Довольна от осознания того, что Снегурочка грустит, выполняя команды, словно дрессированная болонка, под игом надзирательницы мамы, а предмет ее грусти болеет на моем диване после жаркой (да!) ночи со мной (Да! ДА! ДА!!!)! Вот так вот!

— Вы слышали? Софочка-то уже губу раскатала замуж за Белявского выйти! — раздалось где-то по левую сторону от меня.

— Ага. Ну, мамочка ей поспособствует. Или уже. Только парень-то, походу, испугался напора нашей Ираиды, и решил заболеть!

Девчонки-воспитатели дружно захихикали в кулачки. Я тоже улыбнулась. Отчасти и из-за того, что даже сидя на стуле, не могла до конца унять легкую и очень приятную дрожь в коленях. Губы… Губы пока тоже не пришли в надлежащее состояние. Его щетина, и напор… И это его «Катенька».

— Не удивлюсь, если парень отдыхает с какой-нибудь красавицей!

— Ага, у него точно толпы одиноких мамочек под окнами караулят. От меня который день с вопросами не отстают, что это за голливудский актер у нас работает.

— Девочки, девочки, вы посмотрите, как взгрустнулось нашей Софочке, видать, красные трусы не помогли!

Хихиканье стало громче — доблестные работницы нашего садика с удовольствием прошлись по ненавистной дочке начальницы. И про трусы, похоже, не только я заметила.

— А давайте, давайте ставки сделаем? А вдруг Софочке все-таки удастся выполнить мамин план минимум?

— Давайте. Я ставлю, — с неподдельным удивлением услышала свой собственный голос. Это я сказала? Интересное кино!

— Катька? — ближайшая ко мне коллега, блондинка с идеальным каре и волнующей умы одиноких и не слишком отцов грудью третьего размера, поразилась моей скоростной реакции не меньше меня самой. — И на что ставишь?

— На то, что Софочка победит, — уверенно сказала я.

Но не смогла скрыть горечь в собственном голосе. Да. Не смотря на то, что я сейчас, в эту самую минуту злорадствую, радуюсь, в глубине души точно знаю, то Белявский наиграется, отдохнет и сбежит к другой. А так как до Нового года совсем ничего, плюс на него Ираида с Софочкой открыли прицельную охоту — до наступления праздников однозначно разок-другой сдастся в их жадные ручонки. Уверена настолько, что ни капли не сомневаюсь в своей победе.

— Сколько?

— Тысячу. Гулять, так гулять!

Не могу точно утверждать, какой такой укуренный дракон руководил дурной Катериной в тот момент. Скорее тот, который больше не верит ни одному представителю мужского рода на земле. И пусть все думают, что хотят. Это — моя позиция!

— Принято! Смирнова поставила штуку! Кто еще?

— Сотню на то, что он выберет меня!

— Нет, Лерку с первого.

— А я думаю, Машку, она его окучивала в первый день. Задолбала просить ее подменить.

— Три сотни на Софочку!

Я лишь поморщилась. Да на него тут почти весь сад глаз положил. Все понятно с тобой, Белявский. Отболеешься, придешь на работу, и начнут тебя девчонки соблазнять. Эх, зря я тебя домой пустила. Мама сейчас там. Дети. Какого черта?!

С трудом дождавшись окончания репетиции, пулей сорвалась за своими вещами и понеслась домой. Я должна! Должна, не смотря ни на что, ни на какие там свои ощущения… или на чувства… должна выставить его из своего дома и из своей жизни! Хватит, наигрались! Еще дальше это зайти не должно.

Бежала, без конца поскальзываясь на дорожке, и думала о том, что завтра выходной. Сегодня выгоню его, а потом… Отвезу детей на прогулку. В снежки поиграем, потом я все-таки испеку пироги, а потом… потом мы будем смотреть телевизор и все будет так же, как и раньше. Тихо, мирно и без никаких мужиков.

Так я бежала и думала, пока не добралась до дома. Пока не застала там картину, которая взорвала очередную мою, любовно выстроенную, защитную стену. Главное, шла такой уверенной походкой, заставила себя думать только о плохом, уже представляла, как миленько улыбаясь, скажу ему «пока» и тут…

— Катенька! — Белявский на моем диване. Улыбается и смотрит на меня плотоядно, как и прошлой ночью (решительно уняла возобновившуюся дрожь в коленях и неистовый жар внизу моего живота) — здесь ничего не изменилось.

На столике возле дивана незавершенная партия в дурака, чай с лимоном, вазочка с вареньем, пирожки. Ладно, это так. Главное не это. Главное то — что посреди комнаты танцует совершенно счастливая моя мамочка в новенькой белой шубке и белых же сапожках!

— Ой, доченька! Ты уже? Ой! Я…

Мамочка, заметив меня, засуетилась, скинула зачем-то шубку, поспешно стянула сапоги, аккуратно все сложила на диване и засобиралась на выход.

— Ой, а мне пора, я так только, примерить. Ты не ругайся. Да мне уже надо уходить, дел много. Обед на завтра надо приготовить, к Волкову съездить…

— Мам, зачем…