На этот вопрос автор-калеветник не дает ответа. Да и что он может ответить? Он просто кричит: «Караул! Россия в опасности! Россию хочет съесть пьяный мужик! Гоните мужика!»
Эта статья не только грязный пасквиль, но и глупый выпад против старца, Папы и Мамы.
Этой статьей новый министр внутренних дел князь Щербатов(тем, что разрешил ее печатать) хотел подслужиться к левым и, главное, – к московским либералам.
Мама возмущена, старец же говорит:
– Князь слишком высоко голос поднял. Оборвется!
Конечно, оборвется.
И еще сказал старец:
– А писака-то из дураков, видать. Хороша страна и хороши в ней мудрецы, коли пьяный мужик их за нос водит! Обругал мужика, а сам в дураках остался!.. Не тот дурак, что над умными верховодит, а те дураки, что под началом к мужику-дураку пошли!.. Вот так-то!.. Одним дураком больше стало!
Мама рассказала Папе о том, что положение действительно становится серьезным и теперь от него, от Папы, зависит спасти трон.
А разговор был вызван следующим событием.
У
– События в Польше[253]
, – сказала она, – всем показали, что армия гибнет из-за тыла. А в ошибках тыла открыто обвиняют Папу.На это
– Он не виноват. Он в руках этой сумасшедшей, которая продает Россию.
Дальше указывалось, что, по сведениям, полученным из Германии, известно: старец подкуплен. Называли имена банкиров Мануса и Рубинштейна, потом читали какое-то письмо, и в заключение
– Россия погибнет, если в. кн. Николай Николаевич вовремя не возьмет инициативу.
Эта беседа стала известна Маме, и она вчера сказала старцу, что если он теперь не употребит все влияние на то, чтобы отправить Папу в Ставку, то положение может стать опасным.
Мама рассказывала сон. Ей снилось, будто она с
Метель. Пути не видать.
Папа хочет идти, но они цепляются за его ноги и не пускают дальше. Мама в испуге спрашивает: «Что это? Что?» – а Папа чуть слышно отвечает: «Война!» И Мама видит, как Папа, не дойдя до нее, падает. В это время к ним быстро подходит старец, сразу – к Папе и подает ему трубу. Папа затрубил – и так стало светло. Воронье улетело…
Мама, когда рассказывала, вся дрожала, а Папа испуганно глядел на старца. Старец молчал. Долго молчал. Потом сказал:
– Царь, царь, спасай свой народ! И сына своего спасай! Разве не видишь? Глаза ему выклевать враги хотят… А главное – одного врага бойся…
Папа чуть слышно спросил:
– Какого?
– Твою правую руку… Кровного!.. Его бойся!
Наутро пришел старец, снял со своей груди крест (небольшой, из слоновой кости) и сказал:
– Этим крестом сына благословишь, когда сам направишься к своим войскам.
И Папа, уже не возражая, промолвил:
– Пусть будет так!
А вечером говорит мне:
– Мама советует, ну, и Григорий Ефимович, что это воля Божья и я должен стать во главе своей армии… Я не спорю. Но об одном молю Бога, чтобы
Когда я стала ему отвечать, что это испытание от Бога и мы победим, он грустно так сказал:
– Уж я в это не верю… Я не победитель… Только бы сохранить честь и трон…
И еще тише прибавил:
– А матушка говорит, что мы гибнем.
Вечером, за чаем, Папа играл с
Почему-то мне вспомнилась одна картина. Зовется она «Последний глоток вина». На ней красивая женщина подает отравленный кубок возлюбленному. Возлюбленный пьет вино, зная, что оно отравлено…
Не знаю почему, но эта картина мерещилась мне, когда я смотрела на Папу и Маму.
Я сообщила отцу о том, что Папа едет в Ставку. Наместником Кавказа вместо графа Воронцова-Дашкова назначен в. кн. Николай Николаевич.
Узнав об этом, отец сказал:
– Папа лично берет на себя высшее командование?
– Ну да.
– Что ж, хотя он этого и добивался, но должен сказать, что это означает – еще более близкий конец…
И по лицу отца я поняла, что ничего хорошего он не ждет…