Воспоминания

Я говорю не об одних серьезных сторонах жизни. Были в моей молодости радостные картины безграничного веселья, относящиеся к той же эпохе, о которых мне и сейчас весело вспомнить. Для будущего русской молодежи я бы от души желал, чтобы повторялись им наши развлечения, которые увлекали и радовали игрой ума и блеском яркого таланта

А такие были. - Помню, например, целую зиму в Москве, когда в одном родственном доме разыгрывались блестящие, исключительные по остроумие шарады, разраставшиеся в целые маленькие спектакли. Это было возможно благодаря присутствию среди исполнителей трех больших талантов, из коих двое - граф Федор Львович Сологуб и мой брать Сергей - разрабатывали сюжет шарады в стихах, а третий - Николай Андреевич Кислинский полагал эти стихи на музыку. Получалась собственно уже не шарада, а целая оперетка с увертюрой, хорами и ариями. - В конце концов авторы с шарады прямо перешли на оперетки, которые они сочиняли, а затем тут же разучивали и ставили. Некоторые из этих произведений были перлами остроумия литературного и в то же время музыкального.

Такова была, например, исполненная нами дважды шарада "Баян", темой для которой послужило призвание варягов. Кислинский написал и исполнил на рояле увертюру к этой пьесе, в которой удивительно ловко сплетались три ее руководящих мотива, {131} - славянский мотив беспорядка, немецкий мотив варягов "Lieber Augustin" и, наконец, торжествующий мотив порядка, канвой для которого послужила бедная и однообразная тема "церемониального марша". Беспорядок изображался нестройными хроматическими руладами в начале увертюры. Потом как будто издали появлялся мотив "Lieber Augustin" и вступал в борьбу с хаосом хроматических звуков. Хаос, в начале срывавший и заглушавший "Augustin", к середине увертюры слабел и, наконец, исчезал, а радостная "Augustin" переплеталась с тяжелою и мерною поступью "церемониального марша", который в конце концов победно гремел, разрастаясь в громкое и громоздкое плацпарадное торжество. - Кислинский не пожалел красок и триумф порядка звучал у него необыкновенно забавно. Композиция увертюры и всей вообще музыки шарады была настолько талантлива, что присутствовавший при исполнении пьесы П. И. Чайковский обратил внимание на Кислинского и имел с ним долгий разговор: он убеждал его серьезно заниматься, предлагал свое содействие и приглашал к себе на дом.

Развитие сюжета в пьесе было таково же, как и в увертюре. - В начале дикие сцены беспорядка под аккомпанемент хроматических рулад.

- Один "умыкает девицу", другой мажет по губам и бьет Перуна. Тут же группа у костра, которая "жарит сапоги всмятку", - "любимое славянское кушанье". - Певец Баян поет о привольном житие на Руси и о прелестях беспорядка:

Ни исправника; ни министра

Не встречал я на Руси проживаючи;

Вольно брагу пьют, вольно кушают,

Вольно ходят на Руси обыватели.

И вдруг среди хаоса предостерегающая речь вещего старца Гостомысла, предсказывающая печальный конец беспорядка. {132}

Уже бо див вержеся с неба на земли,

И говор птичий убуди.

(Голоса в народе : убуди, убуди, это он так точно).

Уже бо очи мои мысления в край моря летаючи,

Ладьи соглядаючи,

Провидят некое облое судно ко брегу русскому

поспешающее

И на оном судне три десницы, тростями

помавающия,

Оле бедр ваших посекновению,

Оле в кутузках вашему сидению,

Оле грядущему вашему тяжкому пленению.

Вдали слышится "Augustin", показываются три лодки в море и из них выходят с дружиной под звуки церемониального марша Рюрик, Синеус и Трувор. Первый говорит исключительно по-русски, но с явным немецким акцентом, второй мешает русские и немецкие слова, а третий - исключительно по-немецки. - Хор славян встречает пришельцев гимном, представляющим явную пародию на знаменитую тогдашнюю передовицу Каткова: "встаньте, господа, посторонитесь, Правительство идет".

С заката солнце красное

На этот раз встает.

Правительство прекрасное

К нам с запада идет.

Правительство, правительство,

Правительство идет.

Давно ему пора, давно ему пора.

Порядок нам, порядок нам,

Порядок нам несет,

Ура, ура, ура, ура, ура.

Характерно, что по просьбе домашней цензуры фраза, слишком напоминавшая Катковскую {133} передовицу, была изменена: вместо "правительство" и т. д. мы пели: "смотрите кто, смотрите кто, смотрите кто, смотрите кто идет".

За сим варяги немедленно наводят порядок, Наивный славянин Ян Усмишвец спрашивает Аскольда, где его могила: "скажите ради Бога, где же я видел Аскольдову могилу". Яна хватают и моментально приносят в жертву Перуну. Кий, Щек и Хорив в негодовании призывают к восстанию в воинственных куплетах.

Льготы древния попрали

Наши лютые враги,

Запретили, отобрали

Всмятку, всмятку сапоги.

Они бегут на Киев, где еще можно "жарить сапоги всмятку". А Рюрик посылает за ними погоню, которая идет гусиным шагом под звуки церемониального марша: "Ваше-ство, Вашескобородие", кричит вслед Гостомысл, - "там не пущают".