Воспоминания

Стихи эти тяжеловесны, но не будем забывать, что Михаил Иванович был современником Державина.

Вот еще одно характерное письмо Коваленского к жене:

«Возлюбленная душа, Надежда Михайловна. По разлуке моей с вами, провел я тот день, правду сказать, без чувств, и без дыхания почти, говоря с Давыдом: остави мя сила моя и свет очию моего, и ты несть со мною[27]… Но вспомнив слово ваше на другой день, которым вы велели мне быть веселу и не печалиться, ободрился я в сердце и хотя пролил несколько слез над портретом вашим, однако сие было больше во утешение, нежели в смущение. Есть некая неведомая сладость в слезах, от нежности сердца истекающих: но сие сохранено природою для тончайших душ, в которых чувство так живо, как искра в чистом огне. Когда разум и сердце пришли в естественное свое состояние и я начал ощущать действие и силу их, то, удалясь, скорбное смущение оставило во мне одну веселость сердца, почерпаемую от напоминания вашего, от вашей дружбы, от вашего нежного сердца и от вас самих: и в сих мыслях будучи расположен на третий день отъезда вашего, уснувши, я видел во сне прекраснейший сад, цветущий так красно, как только можно вообразить роскошную природу, при тихом и приятном сиянии солнца, где точно слышал я поющих соловьев: и все тут же в саду. Но одно дерево угольное имело ветки на себе, из которых одну сорвавши, ел я, и проснулся. Ягоды на моем языке значут слезы, ими-то я и питался вчера. Четвертый день я провел гораздо веселее, не спущав ни глаз, ни мыслей с вас, и видел во сне премногое множество ульев с пчелами, которые при спокойном сиянии солнечном летали роями, и в виду множества ульев я приметил, что еще премного готовилось новых мест для пчел и сие будто было при нивах, наполненных камнями. От множестващих пчел одна так привязалась к середине моего лба, что я никак не мог отбиться от нея. Между сими же позорищами и вас видал я. Если есть на свете симпатия[28] или союз вещей, то, может быть, дух, управляющий невидимою силою движения сердец наших, изобразует нам тайно, а может быть, и прорицательно, положение жребия нашего. Бог, который обратил сердце ваше к сердцу моему, и душу вашу к душе моей, да утвердит вас в силе добродетельных чувствований ваших, которые столько для меня драгоценны, столько и обязывают меня заслуживать дружбу вашу во всю жизнь мою, которая и будет посвящена на услуги ваши и спокойствие вашего сердца. Слава Богу, матушка моя милая, я теперь и здоров, и весел; а если прямо хотите утешить меня, то напишите ко мне три слова своею ручкою. Посылаю вам новый утренний свет. Скажите мне, чем вы забавляетесь. Я телом в квадрате, а духом при вас всегда. Целую мысленно ручки ваши, есмь до последнего конца дней моих.

Вернейший и всепреданнейший слуга ваш, Михайло Коваленский».

У Михаила Ивановича Коваленского были сыновья: Михаил и Илья — и дочь Надежда. Мой прадед Илья вырастал в Рязанской вотчине Черной слободе; отец из Петербурга слал ему аккуратно нежные и нравоучительные письма. Одно из них написано под свежим впечатлением смерти императора Павла[29], но в письме к сыну Михаил Иванович тщательно скрывает факт убийства.

Илья Михайлович не был похож на своего отца. В юности он жил распущенно, увлекался поэзией и любовью крепостных девушек. Друг его, также поэт, Александр Писарев, писал Коваленскому из Смоленска 8 июня 1816 года:.

К Коваленскому.

S’amor no e’che dunque ё quel ch’io sento?

(Petrarque)[30]