Воспоминания

Приехав в Москву, долго «стройиздатовский» режим терпеть я не смог. Пьянство затягивало, не совсем законные заработки развращали, появились новые, несвойственные прежде привычки: сорить деньгами, загуливать в ресторанах. Рядом был уже необходимый, дорогой мне человек, создавалась семья. Я решил уйти с работы на внештатную, думая, что обрел связи, достаточные для прожития, мол, помогут. В этом я ошибался.

Началась полоса «рысьего бега» по издательствам, многие, кому я раньше был полезен, отвернулись. Помогал «Колос», немного издательство «Музыка», куда перешел изнуренный режимом «Стройиздата» мой товарищ Юра Зеленков. Иногда что-то подкидывало престижное издательство «Мир». Попробовал я себя и в издательстве «Знание», не будучи рисовальщиком, но далее одной обложки – ее мне как бы передал Инфантэ-Арана – дело не пошло – там уже трудились Янкилевский, Соостер, Гробман, Соболев, – насаждался стиль Кирико – Дали – Магритта в вариантах «домашнего сюрреализма».

Беготня целый день по издательствам в поисках заказов, пробивание эскизов, расценки, с тремя плитками шоколадных батончиков по тридцать три копейки штука, без обеда, с вытянутым от усталости языком, сдача книг в букинистические магазины, когда какой-то эскиз «забодали», когда вовремя не прошла расценка и месячного заработка не было. Жена работала в фототеке Музея архитектуры, получала зарплату, но жить на нее было нельзя, денег стало не хватать. Да и еще друзья-кинетисты подбивали на расходы в кафе «Сардинка» или в мастерской.

Правда, учеба в МГУ шла своим чередом, окончательно определились мои искусствоведческие «пристрастия» к русскому модерну, символизму и авангарду десятых-двадцатых годов. Появилась и первая статья в соавторстве с Печковской в сборнике о художественно-техническом редактировании.

Между тем в издательской работе наступили иные времена. Появились из нашей же среды оформителей, а иногда и «подпольных» мелких дельцов некоторые «менеджеры» (такого слова тогда не было, было – «дельцы»), которые брали на себя весь комплекс оформительских работ по тому или иному изданию, серии плакатов, рекламы для Москвы и периферии. Каневский, Дробицкий, Курочкин, «поросль» из Госцирка, Спортлото, Союзконцерта распределяли заказы по «трудягам», значительную долю гонорара присваивали, мелкую толику – самому исполнителю. Такой бригадно-уголовный метод. Конечно, это было наказуемо, но уже вырисовались связи МВД – Госкомитета по печати – ОБХСС – дельцы – все «шито-крыто». Жили эти «новые русские» (не путать с девяностыми) в роскошных квартирах на Фрунзенской, Ленинском, Аэропорте, Малой Грузинской. На широкую ногу. Кого-то посадили во времена Андропова, кого-то приструнили. Ну а некоторые благоденствуют и посейчас. Мои сверстники, чуть старше.

Промучившись около двух лет на случайных заработках, я по просьбе моего друга Трусевича пришел в издательство «Педагогика» помочь переоформить журнал «Школа и производство». Друг Юры, зам главного редактора, конфликтовал с всесильным «главным» – тот был матерый сталинист, первый – либерал, оттепель. Почему-то обоих я устроил своими рассуждениями, хотя и не лукавил. С тех пор я стал регулярно, как зарплату, получать работу и гонорар за нее. На новое мое оформление обратила внимание Любовь Аркадьевна Воробьева, заведующая общей художественной редакцией. Постепенно она передала мне задание по оформлению двенадцати (!) журналов этого издательства, несмотря на работу в нем асов оформительства. Работал я на износ, спал мало, уставал чертовски, но зарабатывал в два раза больше, чем в «Стройиздате». И все-таки когда Печковская пригласила меня на штатную работу преподавателя технического редактирования и графики в техникум, который я окончил, я согласился. Внештатно преподавать историю письменности и книгопечатания согласилась и моя жена – это было необременительно, не в ущерб основной работе.

Тогда же отец оставил нам квартиру на проспекте Мира, где стали собираться и сокурсники. Марина умудрялась на три рубля устроить приличную закуску, выпивка приносилась с собой, веселились вволю. Тогда-то я и увлекся собиранием иностранных пластинок с музыкой Глена Миллера, исполнителями Армстронгом и Эллой Фитцджеральд, Саймоном и Гарфанкелем, Аретой Франклин. Марина эти мои пристрастия разделяла, любила она и инструментальный джаз: Гарнера, Питерсона, Брубека, Гиллеспи, Монка, Колтрейна. Пластинки (винил) были недешевы, по сорок-шестьдесят рублей, аппаратура почти самодельная, но стереозвучания. Помогала «Педагогика» с ее довольно высокими заработками. Когда Марина выходила за меня замуж, то сокурсницы якобы ей нашептывали, что у Дудакова на сберкнижке тысяча рублей и есть жемчужное ожерелье для избранницы. Позднее мы это в шутку обсуждали.