Воспоминания

— Как видите, ваш подсвечник скоро будет стоять у меня на письменном столе.

Я согласилась, что проиграла пари, и отдала ему подсвечник; но оказалось, что я поторопилась, потому что Слепцов долго не принимался за вторую часть, и бог знает когда бы она была написана, если бы Некрасов настоятельно не требовал второй части, чтобы начать печатать роман в «Современнике».

Когда Слепцов окончил вторую часть и прочел ее нам, то мы все откровенно ему высказали, что он скомкал вторую часть, и у него вышло совсем не то, что он нам рассказывал,

— Не могу положительно писать, когда запродаю себя, — оправдывался Слепцов. — Я сам чувствую, что вторая часть у меня вышла плоха!.. Нет, теперь ни за что не возьму вперед денег из редакции, пока не окончу вещь! — воскликнул он и сам рассмеялся своему зароку, потому что забранные вперед деньги за роман были давно истрачены и он сидел без гроша.

В 1868 году роман был напечатан в «Современнике», а в следующем году вышел отдельно.

Слепцов намеревался переделать вторую часть, но остался при одном своем намерении. Ему нужны были деньги, и он торопился пустить в продажу свой роман.

Я часто стыдила Слепцова за леность его к работе, и он, смеясь, уверял, что никто его так не распекает, как я.

Раз он и его два приятеля должны были обедать у меня; мы сговорились вечером ехать вместе кататься по Неве.

Приходят его приятели и на мой вопрос о Слепцове отвечают, что он сейчас кончит работу и явится.

Я обрадовалась и воскликнула:

— Слава богу, наконец-то принялся за писанье!

Но приятели меня разочаровали, сказав, что они застали Слепцова совсем за другой работой, — он обшивал новой тесьмой свой пиджак.

Все короткие знакомые имели доказательства необыкновенных способностей Слепцова к разному мастерству. Он мог сделать все, что угодно, и так хорошо, точно несколько лет обучался этому мастерству.

Я хотела побранить Слепцова за то, что он тратит время на пустяки, а не занимается делом, но была обезоружена его самодовольствием, когда он, поздоровавшись со мной, спросил:

— Хорошо обшит мой пиджак?

— Отлично, но как вам не стыдно заниматься такой работой, когда бы могли отдать это сделать своему портному.

— Никак не мог, — отвечал Слепцов — во-первых, у меня не хватило бы денег для уплаты за работу; а во-вторых, пиджак ранее завтрашнего вечера не мог быть готов. А я, как видите, в несколько часов его обшил и так хорошо, что мой портной сначала не поверил, а потом сделал мне предложение быть его подмастерьем.

— Если бы вы целое утро писали, то заработали бы себе денег на новый пиджак, — заметила я.

— Да я не мог себя видеть в пиджаке с отрепанной тесьмой, а теперь он новенький, — говорил, улыбаясь, Слепцов.

Он часто в подобных случаях напоминал мне мальчика, довольного и гордого тем, что сумел сделать сам себе игрушку.

Кроме увлечений, Слепцову много мешала в литературных занятиях и обстановка его жизни. Если его хоть на минуту отрывали от работы, он уже не мог снова садиться за писание, а попав в центр тогдашнего круга учащихся женщин и пропагандистов женского вопроса, он, поневоле, завел обширное знакомство: то один забежит к нему утром, то другой, да кроме того, по соседству с его комнатой развлекал его какой-нибудь типичный разговор жильцов, или в коридоре крикливый голос чухонки, квартирной хозяйки, которая целыми днями бранилась то с своей прислугой, то с жильцами.

Слепцову нужно было уединение, чтобы его ничто не развлекало.

В первое время по приезде в Петербург он писал много, потому что знакомство еще было небольшое и он не втянулся еще в тот водоворот, который закруживал молодых людей, увлекавшихся тогдашними современными вопросами. Слепцов жил тогда на квартире у одного своего приятеля, которого по утрам не было дома, и никто не мешал ему писать. Конечно, немалую роль играла и лень Слепцова, — к несчастью, только к писанию, потому что в других случаях он был необыкновенно деятелен. Много также мешали Слепцову и его отношения к женщинам. Как я упоминала, он был очень красив, и в него влюблялось много женщин. Но все его сердечные романы были кратковременны и оканчивались всегда неприятным для него образом. Он не мог выносить ревности, а ему попадались именно женщины очень ревнивые. Слепцов не хотел притворяться и обманывать и выводил женщин из себя тем, что сохранял полное хладнокровие в бурных сценах ревности. Он был так набалован победами, что едва успевал покончить роман с одной женщиной, как являлись другие, в него влюбленные. Слепцов не придавал большого значения скоровоспалительной любви в женщинах и имел неосторожность всегда это высказывать, чем, конечно, женщины оскорблялись и считали его за самого сухого эгоиста.

Слепцов переехал на лето на дачу на Черную речку, где нанял себе мезонин у бедной чиновницы во флигеле, во дворе.