Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Правительство Великобритании еще не приняло решение, как относиться к большевикам. От своего департамента я получил указания поддерживать с ними связь, помня о том, что они могут встать на сторону союзников. Поэтому я воспользовался случаем посетить господина Троцкого в Военном министерстве. Троцкому все было известно о моей работе, и он принял меня хорошо.

Лев Давыдович Троцкий, настоящая фамилия которого – Бронский (автор ошибается; правильная фамилия – Бронштейн. – Пер.), был мужчиной лет сорока. Он был высокий, темноволосый и худощавый. Он носил пенсне и постоянно поправлял его и теребил короткую бородку-эспаньолку, которая росла на его подбородке. Он был выходцем из еврейской семьи среднего достатка, родился на Юге России и получил образование в Одессе. За его спиной был уже длинный революционный послужной список. В первый раз он был арестован в 1898 г. и сослан в Сибирь, откуда он бежал в Англию. В 1905 г. он был заметен на уличных баррикадах в Москве и проявил себя хорошим вожаком. Он снова был сослан в Сибирь и снова бежал. Затем он поселился в Швейцарии, где стал памфлетистом, журналистом, редактором, автором статей и военным корреспондентом. Во время войны он был выдворен из Франции и уехал в Испанию, где был арестован, но получил разрешение отправиться в Америку. Как только в 1917 г. произошла революция, он попытался возвратиться в Россию, но был задержан морскими властями в Канаде. Он не был обычным человеком, как явствует из этого очень краткого описания его карьеры. Он был блестящим оратором, нервным и взвинченным, и поразительно мало думал о своей собственной безопасности.

После нашего первого разговора он назначил меня «инспектором авиации», и я получил широкие полномочия в этой сфере. Это дало мне возможность тесно общаться с авиационным персоналом, доступ ко всем аэродромам и связало меня с Комитетом по эвакуации. Я должен был давать Троцкому советы по вопросам формирования военно-воздушных сил.

Два или три раза в неделю я проводил с ним полчаса, обсуждая вопросы авиации. Он обладал великолепной способностью сосредоточиваться и умением найти слабое место во всем и моментально чувствовал, когда с ним не были вполне откровенны в разговоре.

Помимо разговоров со мной, он каждый день брал уроки у российских специалистов в разных военных областях, и все они встречали у него такое же поразительное восприятие, о котором я упомянул. Четыре или пять месяцев Троцкий посвящал все свое время изучению военного искусства и превратился в отличного руководителя и основателя Красной армии – странная судьба для человека, который на протяжении многих лет был одним из самых видных антимилитаристов в Европе.

Входя в кабинет Троцкого и выходя из него, я всегда перекидывался парой слов с его самым доверенным лицом – секретарем Евгенией Петровной Шелепиной. Для краткости я буду называть мадемуазель Шелепину Е.П.

Е.П. была очень крупной женщиной. Вероятно, она была на два или три дюйма выше шести футов. На первый взгляд это была очень приятная внешне представительница русского крестьянства, но более близкое знакомство раскрывало в ней неожиданные глубины характера. Она была методичным и умным трудоголиком с огромным чувством юмора. Она быстро вникала в суть вещей и могла анализировать политические ситуации со скоростью и точностью, с которыми опытный игрок в бридж анализирует карточный расклад. Не думаю, чтобы она хоть раз не пустила к Троцкому кого-либо, кто был сколько-нибудь значимой фигурой, и тем не менее было нелегко пройти мимо этой женщины к нему в кабинет, если в посетителе не было чего-то этакого. Она была увлечена своей работой; день за днем она появлялась на своем рабочем месте в девять часов утра и не уходила раньше чем хорошо за полночь. Было нелегко заставить ее поесть. Ходили слухи, что большевики купаются в роскоши. Я обедал и ужинал (я имею в виду в полдень и полночь) со многими видными большевиками и честно могу сказать, что за все время я ни разу не ел по-настоящему хорошую еду. Они питались тем же, что и остальное население Москвы: черным хлебом, щами, картошкой и чаем – это были литры и литры горячего чая, возможно, с кусочком сахара. Приемы пищи были нерегулярными, они происходили во время работы или второпях между встречами.

Одним из людей, с которыми я постоянно общался в это время, был Артур Рэнсом, корреспондент «Дейли ньюз» и «Манчестер гардиан». С Рэнсомом, очеркистом, романистом и успешно оправданным обвиняемым на судебном процессе, возбужденном лордом Альфредом Дугласом из-за написанной им биографии Оскара Уайльда, я до этого встречался только на печатных страницах.