Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Это правда, что после революции 1917 г. главные большевистские лидеры приехали в Россию в специальном поезде, которому немцы разрешили проехать из Швейцарии и пересечь линию российского фронта; правда и то, что партия большевиков получала большие суммы денег из Германии. Но ошибкой будет считать Ленина и Троцкого обычными агентами. Они лишь выполняли приказы Германии, когда это подходило к их сценарию. Они не считали Российскую империю своей родиной, а себя – связанными с ней какими-то обязательствами. Они были революционерами, поставившими перед собой цель – создать идеальные условия для пролетариата. Большевики могли бы с таким же успехом взять деньги и у союзников и принять их помощь, если бы это отвечало их целям.

В то время я был убежден – и ничто, произошедшее с тех времен, не изменило моего мнения, – что советские делегаты не действовали по указке Центральных держав и что Брест-Литовск не был инсценировкой.

Я никогда не был сторонником большевиков. Все их учение противно моей натуре. Они вызывают у меня антипатию своей тиранией, безжалостностью, ненавистью к Британской империи. Но эта неприязнь не ослепляла меня, и я видел и их идеалы, и их влияние – как хорошее, так и плохое – на остальной мир.

С того момента, когда я прибыл в Москву, чтобы присутствовать на заседании по ратификации Брест-Литовского мирного договора, я начал бороться с большевистскими ведомствами, пытаясь использовать их для борьбы с Германией точно так же, как она пыталась использовать их для борьбы против нас.

В одной из статей Брест-Литовского мирного договора говорилось, что Северный Ледовитый океан должен был оставаться заминированным и заблокированным для союзников. Это означало, что у Германии появилась бы база подводных лодок в Белом море, которая создавала бы угрозу судам в Северном море. Подписание этого мирного договора означало, что Германия могла сократить свои войска на Восточном фронте до какого-то базового количества и бросить все освободившиеся силы на Западный фронт. Это означало, что Германия могла проникнуть в Черное море и получить уголь, нефть и автомобильное топливо, нехватку которых она так остро ощущала; что сильно истощившиеся зернохранилища Германии пополнятся из запасов Украины, так как, согласно сепаратному договору с Украиной, Украина ежегодно должна была поставлять ей миллион тонн хлебных изделий.

На самом деле Брест-Литовский мирный договор был катастрофой для союзников. Вся моя последующая работа, когда я стал секретным агентом и жил под прикрытием как русский, была направлена против разведки и организаций Германии.

Были другие офицеры, вроде Сиднея Рейли, которые направляли свою энергию на борьбу с большевиками. Их деятельность шла под другим углом; иногда наша работа шла параллельно их деятельности, иногда даже эти линии смыкались, но моя работа и моя энергия были направлены на борьбу с действиями Германии.

Главной целью Ленина при принятии условий заключения мира, выдвинутых Германией, было сохранить советскую власть и выиграть время. Он возлагал большие надежды на то, что Советы смогут распространить учение большевиков среди немецких войск и населения.

На съезде Советов Ленин выступил с одной из самых интересных речей, которые я когда-либо слышал. Он привел голые факты; он изложил всю горькую правду без уверток. Он рассказал делегатам, что революционером быть нелегко, и раскрыл причины, побудившие его принять германские условия заключения мирного договора, настолько просто, но при этом настолько убедительно, что даже ребенок смог бы понять их. Его оппоненты забрасывали его вопросами, каждый из которых был более хитроумно сформулирован, чем предыдущий. Ленин, спокойный, умный, с почти незаметной иронией лишил своих оппонентов всех их аргументов. У него на каждый вопрос был ответ. Он закончил свою речь словами: «Мы подписали мирный договор, каким бы тяжким он ни был; и мы будем соблюдать его» – и прямо посмотрел в зал. Веко на его левом глазу медленно опустилось; не было сомнений в том, что он подмигнул. «И мы будем его соблюдать!» – повторил он.

Я вышел из зала с чувством, что не все еще потеряно.

Я проживал в вагоне № 451 и по-настоящему привязался к нему. Но погода стала теплее, и всякий раз, когда выходило солнце, начиналась оттепель. У платформы, где стоял мой вагон, было много и других вагонов-салонов, в которых жили люди, и из-за оттепели и санитарных условий, существующих во всех железнодорожных вагонах, воздух вокруг стал приобретать, мягко говоря, далеко не приятный запах. Поэтому я с радостью принял приглашение от друзей владельцев дома Харитоненко. Они предложили мне разделить с ними их апартаменты, чтобы защитить их собственность. Ведь как только я сделаю этот дом своей постоянной резиденцией, он автоматически станет собственностью, находящейся под иностранным флагом, и получит те небольшие привилегии (неприкосновенность), которые большевики распространяли на иностранные миссии.