То, что Раковский поставил свою подпись, – это целиком заслуга полковника Бойля. Он целыми днями наблюдал за этим человеком и узнал все его привычки. Он знал, что Раковский большой трудоголик и обычно работает по ночам, а ложится спать приблизительно в пять утра, чтобы подняться в десять. Бойль решил измотать Раковского, и ему это удалось. Раковский подписал документ просто потому, что физически устал.
Мы немедленно послали телеграмму правительству Румынии о том, что полковник Бойль привезет договор в Яссы, и одновременно договорились о трехдневном перемирии. Невозможно было отправить наш вагон № 451 в Яссы, так как железнодорожный мост через реку Днепр был взорван во время недавних военных действий, и полковник Муравьев пообещал на следующее утро дать в распоряжение Бойля автомобиль.
Мы терпеливо ждали, но обещанного автомобиля все не было. В половине одиннадцатого я пошел все разузнать и выяснил, что машина из военного гаража получила приказ и уехала на вокзал. На Юге России было очень мало автомобилей. Возможно, не более дюжины их было в Одессе, и все они были заняты. Наконец, мы выяснили, что случилось с машиной, заказанной для нас. Шофер подъехал к вокзалу и оставил автомобиль, чтобы доложить о своем прибытии. Увидев, что в машине никого нет, двое солдат Муравьева сели в нее и уехали на свадьбу. Шофер побежал за ними вдогонку и, забыв о том, что должен явиться к нам, принялся искать свою машину по всей Одессе. Чуть позднее утром он наткнулся на нее: она стояла около какого-то дома пустая. Он живо запрыгнул на свое сиденье и завел мотор. Кто-то в доме, где праздновали свадьбу, услышал этот звук и открыл по нему огонь из окна. Шофер стал отстреливаться и убил двоих гостей на свадьбе, был сам серьезно ранен, но сумел доехать до гаража.
Нужно было найти другого водителя, и, наконец, к Бойлю приехала машина все еще со следами этого конфликта на себе.
Мы решили, что я останусь в Одессе, и в случае если произойдет ожидаемое вторжение немцев, то моя задача – вывести наш вагон № 451 в безопасное место. Тем временем Бойль и майор должны были отвезти договор в Яссы и возвратиться, уложившись по возможности в тридцать шесть часов. Но мне не суждено было снова увидеть Бойля раньше, чем спустя более года, когда мы встретились на Парижской мирной конференции. Правительство Румынии не хотело подписывать условия Раковского, и прошло несколько дней, прежде чем это было наконец сделано. Они возражали именно против пункта договора по Бессарабии. Время показало, что опасения Раковского относительно планов Румынии на Бессарабию были справедливы. Много лет спустя я снова встретился с Раковским на Генуэзской конференции, и первыми словами, сказанными им мне, были: «У меня в кармане все еще лежит мирный договор с Румынией, но румыны по-прежнему владеют Бессарабией. Вы уговорили меня против моей воли, так что теперь вы должны исправить ситуацию». Слова Раковского были сказаны в шутку, но у меня такое чувство, что однажды этот мирный договор, подписанный в Одессе, сыграет свою роль в Международном суде. Рано или поздно Россия потребует от Румынии вернуть ей Бессарабию, и Румынии будет трудно защитить свои права собственности.
Наконец Бойль прислал телеграмму о том, что румынское правительство подписало и скрепило печатью договор. Он добавил также, что задержится еще на несколько дней по причине срочной работы, которую он должен выполнить до возвращения.
Тем временем немецкие войска оккупировали Киев и двинулись на Одессу. Город был обречен, и высшие офицеры готовились спасаться бегством.
У полковника Муравьева стоял под парами паровоз с прицепленным к нему поездом, и он был готов к отправлению в любой момент. Я потребовал паровоз для своего вагона № 451 и пошел в депо, чтобы его выбрать. Там я нашел и реквизировал совершенно новенький паровоз, затем прошел на угольный склад и увидел тендер, доверху нагруженный углем; я не ушел, пока к паровозу с тендером не был прицеплен мой № 451. Естественно, я подружился с машинистом и механиком, дал им хорошую сумму денег и включил их в свою команду.
А еще я реквизировал автомобиль на случай, если нам придется ехать по обычным дорогам; добавив открытую платформу к своему поезду, я устроил ее таким образом, чтобы мог сгрузить с нее автомобиль везде, где захочу. Каждый вечер с огромной гордостью я ходил инспектировать свой поезд, который состоял из большого нового паровоза с доверху набитым угольным тендером, салона-вагона № 451 с целыми окнами (в немногих российских железнодорожных вагонах сохранились окна) и прекрасно отполированными медными ручками и открытой платформы, на которую каждый вечер грузили и тщательно крепили автомобиль.
Пропуск, который я получил от Муравьева, является интересным документом, а формулировка второго пункта довольно странная, так как гласит: «Капитану Хиллу разрешено носить при себе как холодное, так и огнестрельное оружие».