Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Мы выяснили, что советский главнокомандующий войсками, воевавшими с румынами, жил на Одесском вокзале. Это был полковник-изменник по фамилии Муравьев, и беседовать нам с ним стало неприятно, как только мы узнали в нем человека, который бросил толпе эполеты генерала Духонина и столкнул его на платформу, где тот был растерзан. Войска Муравьева не принимали активного участия в боевых действиях. Они перекрывали пути снабжения Румынии с намерением голодом довести страну до революции.

Когда мы передали ему резолюции, принятые моряками в Севастополе, Муравьев пришел в ярость. Было созвано заседание Высшего военного совета, на которое позвали и нас. Христиан Раковский был председателем Совета. Это был невысокий темноволосый мужчина с умными глазами, который, казалось, знал большинство языков мира, за исключением английского. Он был румыном, рожденным в Болгарии; свое образование он получил в парижской Сорбонне и питал неугасающую ненависть к стране, откуда он был родом. Со студенческой скамьи он занимался революционной деятельностью и был источником постоянных неприятностей и Румынии, и Болгарии. По-видимому, он испытывал личную неприязнь к королевской семье и военной касте Румынии и с нетерпением ждал того момента, когда там установится советская власть.

Кроме Муравьева и Раковского, остальные члены Совета были жалким сборищем ничтожеств; кое-кто из них не умел ни читать, ни писать. Было странно видеть Раковского во главе такого собрания и невозможно представить, что однажды в качестве советского посла в Сент-Джеймсском дворце он одержит победу над Министерством иностранных дел Великобритании. Именно это он и сделал, когда разработал договор об англо-российской торговле, из-за которого пало первое лейбористское правительство Великобритании в 1924 г.

Раковскому мы доставили сообщение, которое господин Брэтиану передал нам для Троцкого. Мы убеждали его прекратить военные действия. Раковский был непреклонен, но мы не давали ему отдыха, докучая ему день за днем и указывая ему на то, как радикально изменилась общая ситуация с того момента, когда большевики объявили Румынии войну в январе. Мы обращали его внимание на то, что переговоры в Брест-Литовске зашли в тупик, что немцы наступают на Петроград и продвигаются в Украину, что армия, которая сейчас используется против Румынии, нужна для ведения боевых действий против Германии.

Наконец Раковский согласился собрать заседание с целью обсудить условия, на которых Советы будут готовы прекратить военные действия. Чтобы все мероприятие было более внушительным, мы с полковником Бойлем уговорили присутствовать на нем консулов Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки. Совещание началось в десять часов вечера. Мы с Бойлем уже были прекрасно осведомлены об общей ситуации. Румыния, как я уже говорил, должна была временно сохранить за собой Бессарабию, чтобы защитить свои продовольственные ресурсы. С другой стороны, Раковский был решительно настроен не допустить этого, потому что имел предвзятое мнение, что не должен уступать никаких российских территорий, и помимо всего прочего хотел, чтобы Бессарабия стала плацдармом, с которого Советы смогли бы вести свою пропаганду против Румынии, – пропаганду, которая, кстати, имела бы дополнительную силу в голодающей стране. Первые предложения Раковского ни при каких условиях не могли бы быть приняты румынским правительством, и мы это знали. И всю ту ночь напролет мы убеждали, настаивали, спорили и не давали ему ни минуты покоя. После нескольких часов переговоров мы уговорили его изменить все пункты, кроме одного. Это был пункт, касавшийся Бессарабии. Раковский хотел, чтобы румыны немедленно покинули этот регион, а мы со своей стороны настаивали на том, чтобы они сделали это лишь после того, как получат возможность вывезти свои продовольственные запасы.

Мы снова и снова предлагали такие формулировки этого пункта договора, чтобы они по возможности максимально устраивали Раковского и при этом охраняли интересы Румынии.

Лишь в пять часов утра он наконец согласился на нашу формулировку. Документ был составлен в двух экземплярах, и под ними были поставлены подписи членов Высшего военного совета. Именно тогда я обнаружил, что двое или трое членов Совета не умели ни читать, ни писать. Теперь нужна была только подпись Раковского, а он все никак не мог принять решение поставить свою подпись. Он читал и перечитывал черновик документа, оспаривал формулировку, предлагал изменения, затягивал с решением. Но мы с Бойлем не соглашались ни на какие изменения. Было уже шесть часов утра. Консулы и члены Высшего военного совета были уже измотаны до предела. Всем уже все надоело. Наконец Раковский сдался и подписал документ, который – после того как его позднее подписало правительство Румынии – стал первым мирным договором, заключенным во время Великой войны.