Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

В тот день, не взирая на поторапливания золовки, дяди Витина жена, долго наряжалась и отговаривалась: «Роза Адамовна, подожди! Мне осталось подкрасить брови, ну совсем чуть-чуть!». На что мама, отвечала с укором: «Мне то что?! Поезд не будет ждать!».

В итоге, собравшись и прибежав на станцию, мы увидели, что поезд уже тронулся, а дядя Витя нерывно вышагивает, возле вокзальной кассы. Немного отдышавшись, мама обречённо спросила: «Брат, ты билеты купил?». Тот: «Нет, а зачем?! Я ведь знал, что жена опаздает…». Той же осенью, тысяча девятьсот пятьдесят второго года, дядя Витя уехал работать в Заполярный город Норильск. Где прожил с семьёй, до заслуженной пенсии.

Глава 4. Посёлок Копьёво. 1951-1953 годы

В нашем четырёхтысячном посёлке, было две школы. Новая, четырёхлетняя школа в районе Лесной базы и средняя школа, в районе Трансконторы. Во второй класс, новой школы, выстроенной из золотистого кругляка, да окружённой белёным забором, пошёл Валерка, тогда как мне, пришлось учится в старой, холодной школе.

В отличие от братца, который припаздывая на занятия, мог быстро обойти дом Токаревых наискосок и войти в класс, с наспех придуманными извенениями, мне приходилось выходить из дома, за двадцать пять минут, до начала занятий. Чтобы пройдя по дороге и миновав железнодорожные пути, заблаговременно появляться в школе. Мой класс, располагался в короткой, парадной части Г-образного здания, которое ветхими тылами, выходило к хозяйственным постройкам, примыкающей улицы.

Обе школы, были оборудованны уличными туалетами и печным отоплением. Только в моей саманной школе, было всегда холодно… Тем более, что во время топки печи, расположенной при входе, тепло уходило в более высокий, длинный коридор. Поэтому в морозы, мы занимались одетыми.

Мне хорошо запомнился, первый учебный день, в Копьёвской школе, поскольку на входе, нас встретила полная, усатая женщина… Которая представившись завучем, вежливо затребовала, после чего получила, от раскланявшейся Розы Адамовны, мой самодельный, сделанный из общей тетради, помятый дневник! Поэтому испугавшись, я мысленно запричитал: «Ой-ей-ей, мне не сдобравать! Какая грозная начальница…». Ведь кроме пятёрок, в моём дневнике были жирные двойки, которые перед зимними каникулами, я нахватал в Туимской школе.

В моём Копьёвском классе, помимо сверстников, учились дебоширы-переростки. Например верзила Селиверстов, был аж на целых пять лет, старше меня! Поэтому мой новоявленный класс, мог вывести из себя, любого учителя. Кроме бывшего фронтовика, Скорогобогатова Павла Александровича.

Так как Павел Александрович, наш классный руководитель, обладал не только закалённым в боях, непоколебимы характером, но и собственной методикой, юношеского перевоспитания. Поэтому отъявленных хулиганов, вопреки рекомендациям Советского педагога Макаренко, он хватал за шкварник и бил об стены! В таких случаях, расслышав приглушённый стук, в смежных классах смекали, что Скоробогатов реализует свои новаторские приёмы, ускоренного воспитания. Вследствие чего, взрослые дебоширы его боялись, правда не настолько сильно, чтобы перестать засовывать нас – школьных малолеток, под парты или не изводить тычками, в перемешку с ненавистными подзатыльниками.

Иной раз, давая выход молодецкой силе, верзилы-переростки врывались в кабинет и стремительно взгромоздив парты в угол, подавались вон… Так что мы – их одиннадцатилетние одноклассники, войдя в кабинет после звонка, под окрики очередной, разозлённой учительницей, были вынуждены молчаливо, расставлять всё на место! Ведь позорно жаловаться, никто не хотел. Именно поэтому, в отличие от других помещений школы, в нашем классе внезапно, срывая контрольные и диктанты, пропадал электрический свет.

Когда великовозрастные оболтусы, что-то подстраивали со светом, то всех выгоняли из класса. Тем не менее, спрятавшись под партой, я однажды увидел, как воровато оглянувшись, Селиверстов положил комочек промокашки, смоченной в солёной воде, на центральный контакт, выкрученной лампочки и затем осторожно, ввернул её обратно, в свисавший патрон.

В начале следующего урока, лампочка светила исправно, но через пять минут, когда патрон нагрелся и просушил промокашку, свет погас. Впрочем, я уже не был этому рад… Ведь после звонка на урок, Селиверстов увидел меня, вылазящего из под парты и пригрозил кулаком, а после уроков, в качестве наказания за обман, надрал мне уши.

В Туимской школе, за редкими дисциплинарными двойками, я учился достаточно хорошо. По крайней мере, в аттестате за четвёртый класс, было всего две четвёрки. Тогда как в Копьёвской школе, после окончания первой четверти, в моём табеле появилась, постыдная тройка!.. Выставленная Антонидой Тимофеевной, учительницей немецкого языка.