«Если бы я действительно хотел бежать, – рассуждал он, – я бы уехал вместе с Сиси, и это не было бы стопроцентным бегством, потому что меня к нему никто не вынуждал. Но я не уехал вместе с Сиси, потому что недостаточно ее любил, или она меня не любила, а я любил ее недостаточно, потому что не хотел все здесь бросить. Или она меня не любила, потому что думала: этот мужчина отпускает меня в дорогу
– Но королева, – сказал черт, – королева, чей портрет висит в каждом зале суда, бежала из страны, и страна вовсе не собирается горделиво погибнуть, а медленно горит и дымится, точно муравейник, ее топчут и топчут, как мышиную нору.
– Но с чего началось предательство? – спросил я. – Кто кого бросил на произвол судьбы: королева тебя или ты королеву, когда зашвырнул Оттлу Линденбаум в кусты и наплевал на правосудие и законность, которые сам и олицетворяешь? Как ты можешь упрекать королеву, если первый нарушил верность?
Ему пришло в голову, что победа, одержанная немцами, стала неминуемым ответом на его преступление, что совершенное им поругание закона стало первым шагом к гибели Нидерландов.
Где же та бомба, которая должна на него упасть? Не доносится ли до него рокот новой волны самолетов?
Нет. До него донеслись всего лишь шаги. Он слышал, как они сначала поднимались по лестнице, потом зазвучали у него за спиной. Альберехт обернулся. И тотчас же встал, и на лице его появилось радостное выражение. Это была Лина.
– Здравствуйте? – сказал она ему с вопросительной интонацией и после этого слова не закрыла рот полностью.
– Здравствуйте, мефрау Лина. Не знаю вашей фамилии, поэтому называю по имени, – сказал повеселевший Альберехт.
– А я хорошо знаю только вашу фамилию, потому что про вас писали в газете.
– Меня зовут Берт.
Она была в том же платье без рукавов, что и три дня назад. Он стоял совсем близко от нее и не мог понять, правильно ли сделал, что, не спросив у нее разрешения, положил ладони на ее соблазнительные руки повыше локтя. Ты знаешь, как и я, что происходит там, на горизонте, и, как и я, не говоришь об этом.
Она улыбнулась и сказала только:
– Тогда давайте сразу перейдем на «ты».
– У тебя такие красивые руки, – сказал Альберехт, – я три дня думал только о том, как бы мне хотелось их обхватить.
– Правда?
Он кивнул и осторожно поцеловал ее в щеку.
– Это хорошо, что ты меня обнимаешь, – сказала Лина, – ведь что нам еще остается. Возможно, завтра нас уже не будет в живых, а возможно, мы погибнем уже через пять минут.
– Подумай, что ты делаешь, – сказал я строго. – Она замужем, и муж ее находится на поле сражения.
Он снял руки с ее плеч.
– Есть ли вести от твоего мужа?
– Ничего не слышно. Но я прекрасно обхожусь и без него.
Она тотчас ушла на террасу.
У Альберехта на полсантиметра отвисла челюсть, но он не знал, что ответить.
На пороге смерти допустить такую оплошность. Он свалял дурака? Но почему? Он почувствовал к ней ненависть, оттого что из-за нее оказался идиотом. Как раз в это время Мими с Эриком заметили появление Лины на террасе.
– Лина, – сказала Мими, – то, что отсюда видно, это просто ужас. Такое впечатление, что на горизонте туда-сюда постоянно ездят горящие поезда.
Альберехт взял себя в руки и тоже вышел на террасу.
– Вы только посмотрите, – сказала Мими, – эти проклятые англичане и не думают нам помогать. Они уже давным-давно должны были разбомбить все большие города в Германии. Знаете, почему они этого не делают? Потому что там заводы, с которых англичане тоже имеют прибыль. Ох, прямо тошнит от них от всех. Вечные капиталистические междусобойчики.
Другие обитатели вилл тоже повылезали на крыши своих домов и смотрели на горизонт в бинокли.
– А как вы относитесь к тому, что наша королева эмигрировала в Англию? – спросила Лина.
– Просто позорище! – воскликнула Мими. – Я называю это изменой.
– А я считаю, что это очень разумное решение, – сказала Лина. – Ведь сами Нидерланды – только небольшая часть Нидерландского королевства.
– Действительно, – сказала Мими, – для международного капитала наши Ост-Индские владения намного важнее.
– Дело не в том. Но вот представьте себе, что Гитлер захватил бы королеву и посадил ее в концлагерь.
– Ну и что? Она тогда могла бы просто отречься от престола. Но не тут-то было. Подумайте о накоплениях нашего премьер-министра. Впавший в детство старик. Все они – прислужники Уолл-стрит.
– Прекратите спорить, голубушки мои, – сказал Эрик, – главное, не ссорьтесь. А мне надо на четверть часика удалиться.
Он притянул к себе Мими за правую руку и эту же руку ей поцеловал. Мими посмотрела ему в глаза, и лицо ее окаменело.
Эрик отпустил ее руку и побежал с террасы в турецкую кофейную комнату. Его шаги вниз по лестнице становились все тише и тише.
Лина не сказала ни слова, и Альберехту в голову тоже не пришло ни единой фразы, которую стоило бы произнести.