Воспоминания ангела-хранителя

– Вот увидите, все будет хорошо!

Мими продолжала обнимать их за шею, Эрик начал приплясывать, Альберехт приплясывал вместе с ним, а сам думал: «Я вот прыгаю, а ведь мне совсем не весело». Так они и пошли к дому, по траве, вновь освещенной солнцем, а уцепившаяся за них Мими почти висела между ними в воздухе. Альберехт чувствовал запах клейкого слоя лейкопластыря у нее на мизинце.

– Ах, мальчишки, – сказала Мими. – вот видите. Вот вам и немцы с их железной дисциплиной. А мы хоть и не любим играть в солдатики, но стоит нас разозлить, и мы искромсаем этих хвастунов на кусочки!

– Это потому, что мы боремся за правое дело, – сказал Альберехт, решив, что ему тоже следует вставить словечко, чтобы никто не заметил, какой он мрачный, – а эти немецкие ребята нет.

– Конечно, – сказал Эрик, – эти немецкие ребята лишь исполняют приказ. Ни к черту не годится вся их система. Людей можно долго обманывать, но теперь-то они поймут, что в Нидерландах им нечего делать. Как же это сформулировал тот философ? Можно обманывать отдельных людей долгое время, но нельзя обманывать весь народ постоянно. И это правда!

– Это же преступление, – высказала Мими новую мысль. – Мне их жалко. Взяли и сбросили этих бедолаг на парашютах вместе с мотоциклетами, а потом сказали: война…

Рассуждая о подоплеке военной операции, происходившей почти у них на глазах, наши друзья перестали приплясывать и дальше пошли каждый своими ногами, рядком, как обычно, глядя в сторону дома.

Вдруг у них за спиной послышался скрип шин по гравию и знакомый звук клаксона Эрикова «дюзенберга».

Герланд сидела за рулем, Трюди с ней рядом, Алевейн один на заднем сиденье. Молодой человек встал во весь рост и крикнул:

– Вы уже слышали? Все идет прекрасно! Наши взяли аэропорт Ваалхавен со стороны Влардингена. Это сказали в пластиночном магазине, где мы покупали иголки.

УВИДЕВ Альберехта, мать обрадовалась, но не удивилась.

– Я весь день играла на рояле.

Она как раз собиралась в магазин. Послать за покупками Хильдегард ей показалось опасным, а сама она весь день не выходила из дома.

– Значит, – сказал Альберехт, – ты еще не знаешь, что в здание суда попала бомба?

Ненужный вопрос.

– Это случилось через пять минут после того, как я из него вышел.

Ненужное сообщение.

– Я слышала только сигнал воздушной тревоги и рокот самолетов. Но в любом случае ты молодец, что заехал, чтобы я увидела тебя своими глазами. Ведь я бы могла испугаться до смерти. Страшно подумать, что было бы, если бы мне рассказали про разрушенное здание суда, а я бы не знала, где ты и что ты. Ты золотой мальчик, Берт, честное слово.

Она громко чмокнула его в щеку.

– Немцы, – сказала она, – никогда не перейдут через голландскую ватерлинию. Мне это объяснил менейр Кальвиль, бывший лейтенант запаса. Они просто утонут со своими танками в болоте. Правда ведь?

– Последние новости более или менее благоприятные, – сказалАльберехт. – Наши взяли аэропорт Ваалхавен со стороны Влардингена. Впрочем, высадившихся парашютистов тоже обезвреживают достаточно быстро. Днем я заезжал к Эрику. И вот на улице рядом с его домом откуда ни возьмись появились четыре мотоциклета с колясками. Только подумай. Через пятнадцать минут их уже ликвидировали.

– Ну конечно. У Гитлера просто плохо с головой. Разве же можно взять и сбросить на землю парашютистов-солдатиков. Как он это себе представлял? Что мы пригласим их на чашку кофе с пряником? Разумеется, их встретили здесь совсем по-другому.

Мать прошла на кухню и вернулась с продуктовой сумкой.

– Ренсе с Паулой ко мне больше не заглядывали.

– А с какой стати они должны к тебе заглядывать, мама?

– Почему бы и не заглянуть?

– Возможно, ты права. Я виделся с ними вчера. С ними все в порядке. У них на улице еще ничего не стряслось.

– А у нас здесь ужасная суматоха. Полицейские на мотоциклах, все стреляют, в бомбоубежище такой кавардак. А по ночам происходит вообще неизвестно что, ведь фонари теперь не горят… Представь себе, прежде чем ложиться спать, я сейчас проверяю, хорошо ли закрыты окна и задвинут ли засов на входной двери. Никогда ничего подобного не делала, это такое мещанство. От Хильдегард мне тоже мало толку, поскольку ей запрещено выходить на улицу. И даже если бы не было запрещено, я бы ее не пустила. Я прямо слышу, как люди на улице говорят: «Это служанка-немка госпожи Альберехт». Я бы боялась, что мне в окна станут бросать камни за то, что держу у себя немку. Но Хильдегард чудесная девушка. По-настоящему преданная и милая. Берт, ты не хочешь сходить со мной за компанию в магазин? Нет, не шучу. Я прекрасно понимаю, что мысли у тебя заняты другим. Посади ты всех предателей в тюрьму, и все. По-моему, их можно сразу взять и поставить к стенке. Серьезно. До свидания, малыш! Я все равно очень рада, что ты не уехал в Англию. То, что в ящичке не оказалось денег, – это перст Божий. Потому что они у меня всегда там лежат.

Альберехт сделал шаг прочь от двери.

– Послушай, Пузик. Ты не забываешь заботиться о себе? А то приходи ко мне обедать.

Альберехт пообещал прийти завтра или послезавтра.