Воспоминания ангела-хранителя

Размышляя о том, надо ли еще что-нибудь сегодня сделать, сел в машину. Пока ехал по Бастионной улице, мысли его беспорядочно блуждали.

Есть ли на белом свете человек, с которым он мог бы поговорить откровенно?

С Сиси? Он бы совсем не обрадовался, если бы его заставили записать на бумаге все, что он в свое время рассказал Сиси.

– Глупец! – воскликнул я. – Можно подумать, другие люди существуют только для того, чтобы выслушивать твои тайны. Излей свое сердце перед Господом Богом, уже давно знающим твои самые сокровенные тайны, но чье терпенье безгранично.

– Ничего себе, – сказал черт, – думаешь, всеведущему Господу охота расспрашивать о том, что он уже знает?

– Найди священника, который выслушает твою исповедь, – возразил я. – Не думай, что Бог, который все видит, будет просто-напросто расспрашивать о том, что уже знает. Ему важно сравнить то, что он о тебе знает, с тем, в чем ты ему признаешься.

Черт издал короткий смешок.

Что это за юноша идет вон там с продуктовой сумкой в руке, а другой рукой ведет велосипед со спустившей передней шиной?

Это Алевейн Леман.

Алевейн случайно глянул в сторону, когда мимо него проезжал Альберехт. Алевейн его явно узнал, потому что взмахнул рукой: жест, отчасти означающий приветствие, отчасти – просьбу остановиться.

Альберехт встал у поребрика, дотянулся до правой дверцы и открыл ее.

Алевейн наклонился и сказал:

– Приветствую вас, менейр Альберехт. Как удачно, что я вас увидел.

– Оставьте здесь велосипед и садитесь ко мне, – сказал Альберехт.

Алевейн прислонил велосипед к ближайшему дереву, пристегнул замком и вернулся к машине с продуктовой сумкой в руке.

Я знаю, что в Писании сказано: «Не хорошо быть человеку одному», и потому возрадовался, что Алевейн, сидя рядом с Альберехтом, сейчас так весело ехал по городу в вечернем свете. Это было тем более радостно, что встреча вырвала Альберехта из очередного круга его собственных кошмаров, его эгоизма, и, разумеется, я ликовал, что он нашел в себе силы оказать услугу другому, пусть даже и весьма скромную.

– Люблю я маленькие машинки, – сказал Алевейн, – от такого огромного американца, как у Букбука, в военное время мало радости. Знаете, сколько он жрет бензина?

– Понятия не имею, – сказал Альберехт, – в автотехнике я профан.

– Один литр на четыре километра, – сказал Алевейн, – не могли бы вы здесь свернуть направо?

– Куда вам вообще-то надо?

– На Марельский проезд.

Должен признаться, что меня этот ответ напугал еще больше, чем Альберехта. «Адонай, – вскричал я, – почему Ты не избавил порученного мне смертного еще и от этого испытания?»[34]

Но Бог не ответил, и я, устыдившись, не стал повторять свой вопрос. Потому что не мне судить, каким испытаниям Господь должен или не должен подвергать своих тварей. Единственная моя задача – навевать своему подопечном у мысли, которые помогут ему, если он к ним прислушается, преодолеть испытания без особого ущерба.

И поскольку мысли, которые я ему передаю, все без исключения носят божественный характер, исходят они от Бога. Так что лишь кажется, будто это я защищаю своего подопечного, равно как лишь кажется, будто Бог посылает своему созданию испытания. Бог – словно учитель, подсказывающий ученику во время экзамена правильный ответ, и только ученики, не умеющие слушать, этот экзамен проваливают.

Альберехт не ответил.

– Или вам далековато туда ехать? – спросил Алевейн.

Альберехт отрицательно покачал головой.

– Спроси у него, что он там собирается делать, у Марельского проезда, где и люди-то не живут, – сказал черт, – ну почти не живут.

Но Альберехт ничего не спросил, проклиная себя за то, что три минуты назад не сделал вид, будто не замечает Алевейна, который, хоть его ни о чем не спрашивали, сам начал рассказывать.

– Я везу продукты знакомым Эрика, – сказал Алевейн, – евреям-иностранцам, которым запрещено выходить из дома. Полный бред, скажите? Они живут там в полной изоляции. Выйти из дома нельзя. Если бы не мы, они бы умерли с голода.

Альберехт прочистил горло и сказал:

– Если бы они вышли на улицу, их бы, возможно, приняли за немецких шпионов.

– Это для их же блага, я тоже так понял, – заметил Алевейн, – но все равно эта мера ставит невинных людей в тяжелейшее положение. Что делать людям, у которых вообще нет соседей, а ведь они, наверное, не одни такие.

– Но в данном случае, как мы видим, решение нашлось.

– А что если бы нас не было?

– Тогда они могли бы, например, куда-нибудь позвонить или сообщить о своих трудностях квартальному полицейскому.

– Думаю, что с полицией у них непростые отношения.

Альберехт вел свою маленькую машину уверенной рукой. Ехал ни слишком быстро, ни слишком медленно. Все происходило само собой, как в кошмарном сне, и его спокойствие можно объяснить только тем, что он перестал осознавать разницу между кошмарным сном и явью. Ему даже стало казаться, будто он наконец-то отчетливо понял, что никакой разницы вообще нет, а если какие-то отличия и существуют, то для него они уже лишились всякого смысла.