Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

А что переживали мои родные? Главный врач парижского института, видевший меня в Версале (мне это потом рассказывали) и узнав у Маши, что я ей не мать, а тетка, сразу сказал ей: «Не возите вашу тетку по докторам; дайте ей спокойно умереть дома: у нее уже вся спина захвачена». (Это он мои могучие мускулы спины принял, вероятно, за разветвления рака). Но ни сестра, ни зять, ни племянницы не остановились в своем старании как-нибудь спасти меня. Повезли меня в институт Кюри; повезли также к одной докторше массажистке, предки которой уже триста лет никогда не ошибались в диагнозе болезни, и похвалявшейся, что она унаследовала от них это ясновидение; она подтвердила сестре и зятю мнение первых пяти докторов (мне она сказала, что это просто гланда воспалилась). При институте Кюри был отдел, который занимался опытами лечения радиоактивными травами. Во главе этого отдела стояла очень милая, симпатичная женщина-врач, Завадская-Добровольская; ей-то меня и предоставили, как крысу номер такой-то.

Родные мои не только лечили меня, но и молились обо мне. Сережа Чертков, будучи по делам в Италии, привез с собою масло с гробницы Николая Чудотворца и предложил мне с молитвой помазать мою опухоль, что я и сделала.

Фото 86. Мария Федоровна Мейендорф во Франции. 1950—1951

В это время я переехала окончательно к Маше Муравьевой. Докторша Завадская, будучи человеком верующим, сказала Эльвете: «Скоро Пасха, вы бы предложили вашей сестре поговеть». Эльвете не пришлось мне это предлагать: я всегда говела на Страстной.

В институте Кюри доктор, узнав, что я живу в окрестности Парижа, а не в самом Париже, потребовал, чтобы там у меня всегда был под рукой врач, потому что мой рак мог проесть какой-нибудь большой кровеносный сосуд, а это грозило моментальною смертью. Тогда (это было уже после Пасхи) меня познакомили и с восьмым доктором, жившим вблизи от Муравьевых. Этот последний на мои слова, что я согласна умирать, но не хотела бы умирать от рака, высказал мне, что он не считает мою опухоль раковой. На вопрос Миши, говорит ли он это, чтобы успокоить больную, ответил: «Да нет; это мое убеждение. У нее не рак, а нарыв».

Через несколько дней на верхушке опухоли показалось покрасневшее пятно, очень удивившее докторов в институте Кюри, а еще неделю спустя моя опухоль прорвалась, и уже ничего не оставалось докторам, как признать ее нарывом. Произведенный анализ гноя никаких следов рака не показал.

Есть в русском языке такая поговорка: «Гора родила мышь». Тем и кончились все наши тревоги. Этот нарыв еще месяца три гноился, но наконец зажил окончательно. Мне очень хотелось созвать в ресторан на обед всех моих докторов и предложить им распить за мое здоровье бутылку шампанского. Но я не хотела тратить на это деньги моих племянников.

Когда я окончательно поправилась, племянник мой Федор Куломзин стал звать меня к себе в Канаду, прося заняться с его детьми русским языком. Накануне 1952 года (31-го декабря) я была уже у него.

Давно, когда мне еще не было сорока лет, я подметила в просительной ектенье слова: «Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим. Подай, Господи!» Я их отнесла к себе, но, как видно из описания дней революции и моего путешествия по Европе, мирного жития у меня не было. Оно началось только с приездом к Федору и продолжается и теперь, у Никиты.

Редко кому Господь дал такую покойную и счастливую старость. Слава Тебе, Боже! Слава Тебе!

30 мая 1960 г.

Приложения

I. Дневник Тети Мани за 1935 год

22 апреля н.с. 1935 г.

Страстной понедельник. Благослови, Господи, труд мой!

На днях пришла мне в голову такая мысль: чтобы служить Богу, Создателю моему, я стараюсь заботиться о ближних и не уделяю времени на устроение души своей. Правильно ли это? Забота о ближних сводится в большей своей части к труду, т.е. к материальному благосостоянию себя и их (себя, потому что сказано: « Люби ближнего, как самого себя»). А душа моя спит. Духовно я не расту. В юности я много возилась с собой, но потом почувствовала, что это эгоизм, и бросила. Конечно, не надо заботиться о душе своей для себя, но можно и должно развивать и выращивать ее для Бога. Цель нашей жизни славить Бога («Всякое дыхание да славит Господа»). Хвалить Бога мы можем душой. Прочла вчера на театральной афише такое заглавие: «Человек остался один» и подумала: что же может делать человек, если он останется на всей земле один? Ответ такой: он все же может хвалить Бога-Творца за все, что так премудро создано Им. Слава Тебе, Господи, Слава Тебе!

23 апреля

Сегодня снова два пути: мои заботы о Кате и ея близких или забота о своей душе. Усталость дня отнимает силы от того и другого. Остается только лечь спать. Утро вечера мудренее.

24 апреля

Хочу молиться, но не умею, не могу сосредоточиться. Прости меня, Господи, и помилуй мя.

25 апреля. Четверг