Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

Дума за думой, волна за волной
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,
Здесь в заключении, там на просторе
Тот же все вечный прибой и отбой,
Тот же все призрак тревожно пустой.

Океан для Биаррица – это запад. Каждый вечер можно любоваться самыми разнообразными расцветками неба и моря при закате солнца. Долго я не могла насытиться красотами этого лежащего передо мной движущегося водяного пространства. Наконец стала привыкать к нему. И вспомнилось мне наше любимое Черное море. Я начала сравнивать их и вдруг поняла, что моей душе Черное море говорит больше, чем величественный океан!

За время моего пребывания (четырехлетнего) во Франции я три раза побывала в Биаррице: весной, зимой и летом. В три различных времени года я любовалась океаном и ни разу не видела его спокойным: все те же громадные волны, все то же непрерываемое волнение. А одесское море? Как часто оно затихает в безветренную летнюю погоду. Как гладь его напоминает гладь озера или пруда! Я видела отражающуюся в нем не только луну, но и звезды. Во время фосфоресценции можно было, купаясь ночью, видеть фосфорический след уплывающей спугнутой тобой рыбки. Перед тобой море, как бы заснувшее. Если днем по его застывшей поверхности пробежит ветерок, то, в зависимости от направления ветра, оно покроется серебряной светлой рябью или рябью черной, как чернила. Тогда вспоминаешь его название – Черного моря. Каждый раз, как ты подойдешь к нему, оно другое, чем вчера!

Я уже говорила о том, что берег, где находились наши дачи в Одессе, глядит на восток. И вот наступают дни, когда прямо с востока подымается над горизонтом восходящая полная луна. Она сейчас же бросает светлую дорожку от горизонта до наших ног. Если море бурное – дорога эта широкая, если почти спокойное, то дорожка узенькая. Если в некоторых местах море совсем спокойно, то в этих местах дорожка совсем пропадает. На картинах Айвазовского вы можете видеть все эти различные отражения луны. Мы, жители этого берега, видели его картины наяву. Но главное отличие того берега моря, которым могли любоваться одесситы, от берега биаррицкого моря в том, что последнее не оживлено присутствием человека. Океанские пароходы не заходят в этот залив, и если и виднеются где-то на горизонте, то очень редко; а рыбаки не отваживаются качаться на гребнях его прибрежных волн.

А море около Одессы всегда оживленно. В девятом часу утра колесный старый пароходик «Тургенев» везет публику в Аккерман, а в шестом часу вечера идет обратно. Из одесского порта торговые и пассажирские суда в различные часы дня и вечера направляются в Херсон, в Очаков, в Крым, на Кавказ, в Константинополь и в Румынию. Мелькают вблизи и вдали парусные яхты из одесского яхт-клуба. Но этого мало: все побережье от Одессы до маяка, находящегося за так называемым селением «Большой Фонтан», заселено рыбаками. Они выезжают в море с раннего утра ловить рыбу сетями. К ним присоединяются и любители ловить рыбу удочками. Как часто стоя в саду около дачи мы с братьями и сестрами соревновались, кто больше увидит раскиданных по морю суденышек, и нередко насчитывали их с полсотни, а то и больше. (Сами, конечно, тоже катались на плоскодонках, пользуясь веслами).

Всей этой прелести биаррицкий берег не имеет. Все это вместе взятое, да еще и с прибавлением того, что тогда я была молода, а в Биарриц попала, когда мне было под восемьдесят, позволяет мне храбро утверждать, что океан не затмил мне мою любовь к Черному морю. Ему преподношу я пальму первенства!

Постараюсь теперь описать Лиленьку, как мать такой большой семьи. Старшему, Ксанику, четырнадцать лет, младшему, Николаю, годика два. Все они бегают по большой столовой, вокруг стола и по длинному, широкому коридору, полутемному, идущему посреди дома от передней до черного выхода в сад. Столовая находится по одну его сторону, а по другую – такая же большая комната, как столовая, служит спальней родителям и пятерым детям. Два мальчика, старший четырнадцати лет и с ним восьмилетний Серафим, занимают небольшую комнату около столовой. Такая же комната, рядом со спальней, была отведена гостящей у них матери отца Александра, Екатерине Алексеевне Ребиндер, рожденной Татищевой. С ней был ее семилетний внук Миша, сын сестры отца Александра, Марии Александровны Катуар. В этом же этаже была кухня, она же и ванная комната, а рядом отдельный клозет. Подо всей квартирой находится сухой, светлый полуподвальный этаж. Там помещалась прислуживающая им женщина, а также псаломщик и церковный служитель. Была еще одна комната.