Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

Теся работала в школе в качестве кухарки, ее муж Алеша в качестве швейцара. С наступлением осени начальство школы разрешило им перенести палатку на ту часть чердака, где была повреждена крыша. Редко кому пришлось видеть более оригинальное жилое помещение.

Фото 80. Тетя Маня в лагере для перемещенных лиц

Недалеко от Мюнхена жила у своей племянницы, Мэди Гебзаттель, моя троюродная сестра и друг, Таня Олсуфьева, та самая, которая была со мной в Шадринске, и я так рада была снова с ней свидеться.

Что очень характерно было для русского лагеря (заведующий лагерем был тоже русский), это гостеприимное правило, состоявшее в том, что не только насельники лагеря могли свободно уезжать из него, но могли так же свободно принимать у себя гостей и получать на них бесплатные обеды из лагерной кухни. Число случайно уехавших от обеда насельников лагеря и приехавших гостей уравновешивалось. Таким образом, я не только ездила к своим, но и они навещали меня. С большим удовольствием пользовалась этим Таня Олсуфьева: она жила у племянницы, католички, в старинном замке, в окрестностях которого не было православного храма. У нас же в лагере был отведен под церковь один из больших бараков, притом в этом лагере нашли приют очень много священников, выехавших из Холмской Руси. Служба в церкви была ежедневная. Таня Олсуфьева приезжала ко мне (На самом деле к нам: мы все трое жили тогда в одной половине комнаты. Комментарий Н. Н. Сомова) на целые недели и говела в этом походном храме.

Кормили нас в лагере не очень хорошо, чтобы не сказать плохо. Но я от этого не страдала: меня поддерживали родные, и даже из Канады я получала продуктовые посылки от Федора Куломзина. Как потом оказалось, виноваты в скудости пищи были не американцы, а воровская организация при кухне, которая была в конце концов раскрыта.

Вынужденная бездеятельность лагерников заставляла их разъезжаться во все стороны земного шара. Я получила письмо из Бразилии от обосновавшейся там сестры Катруси, которая звала меня к себе. Я сейчас же записалась в группу желающих ехать в Бразилию, исполнила все формальности, прошла уже всевозможные комиссии – последняя была о состоянии моего здоровья.

Фото 81. Екатерина Федоровна Мейендорф (Катруся) в Бразилии

Вдруг получаю известие о смерти сестры (я уже знала о ее болезни). Конечно, ехать в пустую теперь для меня Бразилию я отказалась. (Опять же ехать должны были мы все трое. Комментарий Н. Н. Сомова). Потерять сестру, о встрече с которой я мечтала эти последние месяцы, было очень тяжело. Но, сравнительно с другими потерями моих сестер и братьев, я пережила этот удар более легко. Объясняю это тем, что я теряла не настоящее (я не виделась с сестрой уже двадцать пять лет), а будущее; а при моем, тогда уже весьма преклонном, возрасте мне казалось, что это будущее будет весьма кратко. Впрочем, сравнительное спокойствие, с которым я приняла это известие, можно объяснить и тем, что на старости лет у человека все чувства притупляются.

Когда мои родственники, жившие во Франции узнали, что я отложила свою поездку в Бразилию, Никита Куломзин пригласил меня приехать к нему в Viroflay (около Парижа) на его полное иждивение. Я с благодарностью приняла это предложение. Во Франции жили в то время со своими семьями, около Парижа, две старшие дочери Эльветы – Анна Черткова и Маша Муравьева. У Никиты жил и его младший брат Ярослав, который написал мне, как он будет рад моему приезду. В Биаррице жила сестра Никиты, Лиленька Ребиндер.

50. Мое пребывание во Франции