Осенью 1894 года умер Государь Александр III. Чувство, испытанное мною при этом неожиданном известии, было страх за Россию. Было ли это предчувствие или просто следствие того уважения к его твердой иностранной политике, которая не допускала никакой мысли о возможности войны? Рассказывали такой факт: неуравновешенный задира, германский император Вильгельм II, хотел во что бы то ни стало вовлечь Александра III в войну. В один прекрасный день к Государю является с экстренным докладом взволнованный, бледный военный министр: «Император германский прислал обратно мундир такого-то русского полка, шефом которого он числился!»
Казалось, война неизбежна. Но недаром Александр III назывался миротворцем. «Мундир принять и в шкаф повесить, а дураку этому войны все-таки не объявлять», – спокойно ответил Государь.
После его кончины Россия лишилась ощущения, что она находится за широкой спиной этого своего хозяина, который знает что делает. (
«А новая Государыня будто боится чего-то; вон как к нему прижимается». – «А чего ей бояться?» – спросила я его. «А как же: была какая-то англичанка, а теперь стала царица; понятно, боязно!» Объяснение было очень наивное. Но, значит, и ей было не весело.
Александра II я любила детскою любовью десятилетней девочки, как царя, Александра III я уважала, а Николая II я жалела.
Коснувшись уважения, которое внушал к себе скончавшийся Государь, не могу не упомянуть о факте, рассказанном нам, детям, моею матерью из времен детства Александра III.
Семьи деда Мейендорфа и Олсуфьева, еще тогда не породнившиеся, были близки к царю Александру II, и их дети часто были званы им ко двору, чтобы среди других званых детей разделить игры его сыновей. Будущему
Александру III было тогда лет девять. По столько же лет было и его друзьям, моему отцу Федору Мейендорфу и моему дяде Александру Олсуфьеву (его тогда звали Сушкой). Великий Князь Александр еще не был тогда наследником престола: был еще жив его старший брат, Георгий. Как-то раз Вел. Князь обратился к моему будущему отцу со словами: «Давай будем дружить с тобой». – «Хорошо», – ответил ему тот. – «Но только в таком случае ты должен обещать говорить мне все, что ты думаешь, и никому другому этого не говорить». – «Этого я не могу: я как раз это уже обещал Сушке Олсуфьеву», – возразил Федор Мейендорф.
Александр III не обиделся и не рассердился на такой прямой отказ. (
15. Граф Лев Николаевич Толстой
Дядя Адам Васильевич Олсуфьев[36]
с женой, тетей Анночкой (Анной Михайловной, рожденной Обольяниновой) и дочерью Лизой жили зимой и летом в своем подмосковном имении Никольском (оно же Обольяниново)[37]. Большой помещичий дом, окруженный парком, с аллеями, столетними деревьями, с церковью, с вырытыми искусственными прудами; около церкви больница, школа, дом для священника, дом для учителей и для медицинского персонала. Во дворе обыкновенные службы: кухня, прачечная, конюшня, помещение для птицы и пр.