Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1

В заводе жила на квартире также осужденная в работы, но, конечно, никогда не работавшая полковница (в Сибири вообще осужденные в работы дворяне освобождаются от них, а только числятся), сколько помню, по фамилии Полянская, Прасковья Андреевна. Как она рассказывала, то была невинною жертвой преступления своего мужа, который был изобличен в делании фальшивых ассигнаций. Она уже очень давно была в Сибири, жила сначала с мужем, а потом одна и часто переводилась из одного места в другое. Она жила в селении, расположенном в два ряда по ущелью, которое было выстроено и заселено отставными каторжниками и их семействами. Освобожденные до срока или по их неспособности, или болезни, или за хорошее поведение, они жили своими домами, занимались хлебопашеством, а некоторые торговлей; у нее была очень чистенькая светленькая квартира из трех комнат. Она не утратила своих дворянских привычек, и потому вся обстановка ее квартиры была очень прилична, хотя и проста. В заводе много разных мастеровых, и потому за деньги можно все иметь. Дочь хозяина, которого семья жила в другой половине, девушка, прислуживала ей. Она бывала также и у Ирины Фоковны, которая поддерживала ее и снабжала всем. Это была женщина очень умная и как принадлежавшая к небедному классу дворян (у нее было 200 душ), то и в образовании была представительницей дворянских дам, наиболее развитых. Я ее часто посещал, и как она была очень религиозна, читала много Святого Писания, то ее сообщество было для меня очень приятно, тем более что она всегда встречала меня с особенным радушием и любовью.

Задачей своей жизни она поставила возможное обращение на путь истины заблудшихся сектантов, которых там было много. Между ними особенного внимания заслуживал один молоканин-субботник. Это был фанатик в полном значении слова. Он и сослан был за то, что растоптал ногами образ Богородицы. Он ненавидел христианство вообще и особенно не мог слышать преблагословенного имени Иисуса Христа. Когда она пробовала обратить его ко Христу, то он сказал ей: "Не говорите мне об этом имени, я не могу слышать его, у меня вся внутренность поворачивается", так что в этом она уже отчаялась, как говорила мне. Он стал посещать также и меня и просил книг. У меня были с собою беседы митрополита Михаила. Я сказал ему: "Если хочешь, вот какие у меня книги". Первый том с портретом преосвященного он не взял, а взял другой. Когда я с ним покороче познакомился, то увидел, что это был человек недюжинный, а весьма развитой. Он пропасть читал, знал даже Локка, Декарта, Бэкона. Кроме русского, других языков он не знал. Когда я выразил ему мое удивление на это, он сказал: "Читал я все это, но это философия". Эта философия не отвлекла его от Библии, которую он толковал в иудейском смысле. По седмицам Данииловым он выводил заключения к настоящему времени. Как видно, он начитался талмудистских толкований и других иудейских мудрецов. "Михаил" у него, как кажется., означало воцарение истины, и все в этом роде. Я хотя сам тогда не был очень силен в писаниях святых отцов, но все-таки настолько знал их, чтобы противопоставить ему их истинное толкование; но тогда в это короткое время это толкование было безуспешно. Вне его фанатизма, который не поддавался ни на какую уступку, это был человек с прекрасными качествами. Много делал добра нуждающимся, был очень кроток, строго нравственной жизни, так что я хотел было действовать на него, затронув струну его сердца, действовать на его добрые и кроткие чувства. Я старался представить перед его глазами божественный образ Спасителя в тех его чертах, где так ясно и так увлекательно выражается бездна Его любви к человечеству, Его кротость, Его благость и снисходительность к людям грешным, Его готовность всегда принимать кающихся и прочее. Он слушал молча; видно, что эти черты на него действовали, но потом вдруг сказал: "Ах, Александр Петрович, вы не знаете… но я не могу вам сказать всего того, что я…" — он махнул рукой, недосказав слова. Но я понял, что он подразумевал какое-нибудь видение, которое принял за откровение свыше. На это я сказал ему: "Любезный друг, ведь сатана иногда принимает вид и светлого ангела"; он ничего не сказал и ушел. Мне душевно было жаль этого человека. Может быть, Господь за его добрые дела и привлечет его к Себе. Если б он встретился с человеком образованным и в то же время твердым и просвещенным христианином, который бы заставил его полюбить себя, то, думаю, может быть, он обратился бы. Он имел свой дом, табачную лавочку и снабжал всех нюхательным табаком, и в том числе Пелагею Андреевну.