Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

Новый, 1883 год встречал дома. Дела шли хорошо — брат Александр помогал отцу. После Нового года меня представили в прапорщики, и 27 февраля я был произведен. Через недели две я надел офицерскую форму, но странно: я подпрапорщику больше был рад, чем чину прапорщика. Содержания я стал получать 47 руб. с копейками… но надо было теперь одеваться, а это было трудно[42]. Я никуда не ходил, ни в собрание, ни на бульвар, ни по знакомым — знал пока только церковь да лес. По-прежнему много читал. У меня была отдельная уютная комната с отдельным ходом через терраску и садик, мне было хорошо, и тепло, и уютно. Из окна виден был с юга весь Ярославль: от собора до церкви Пятницы на всполье. На меня сильное впечатление производил благовест ко всенощной: ровно в 6 часов ударял соборный колокол, и с третьим его ударом все 40 ярославских церквей подхватывали, и могучий гул разливался над городом… Из всех звонов выделялся Власий своим 1000-пудовым колоколом. Эх ты, Русь Православная, где ты… откликнись… встань, проснись… сбрось пархатого жида. Я ходил в церковь прогимназии, Николаевского приюта, ко Власию и в Спасский монастырь. Я очень любил хорошее церковное пение. Особенно хорошо пел хор Иванова у Власия. Поразительно красивы были архиерейские богослужения в торжественные дни в Крестовой церкви Спасского монастыря, и особенно была красива церковь, где почивали святые мощи благоверных ярославских князей Феодора, Давида и Константина, вновь только возобновленная под розовый мрамор. Архиерейский хор пел чудно, высокопреосвященнейший Ионафан служил благолепно.

Во всю свою жизнь я питал особенное благоговение к святым благоверным ярославским князьям Феодору, Давиду и Константину, всегда у меня была их икона, и в трудные дни моей жизни всегда обращался к ним с молитвой о помощи и невидимо получал.

«Святые Благоверные Княже, Феодоре, Давиде и Константине, молите о нас».

Служба шла хорошо, я считался исправным и исполнительным офицером, если мне что-либо поручали, то я гордился этим и старался выполнять как можно лучше. В полку меня любили. Осенью сбиралась большая компания на охоту с гончими: С. З. Костырко, М. А. Сушевский, В. С. Савельев, С. Л. Ушаков, И. А. Перцев, А. П. Ушаков и др. Уезжали за 15–20 верст к Карабихе, Шопше, Семибратову, к Троице на Пахне, Норскому, Савинскому, Яковлевской слободе. Гончих собак сбиралось до 12–15 смычков, и так как ходили довольно часто, то стая была дружно-спетая. Хорошо и приятно было послушать «гон» в осенний серенький денек… а потом привал-полдник с водочкой, закуской и чайком, где-нибудь на лесной полянке… Сколько «охотничьих» рассказов, сколько смеху. Было здорово тело и здоровый дух.

Конец 1883 года ознаменовался началом невинных ухаживаний за барышнями в сентиментальном духе: встречи, речи, вздохи, цветочек… и непременно — луна… тем и кончалось.

1884

В 1884 году брат Александр приехал из Болгарии женатый и больной, занял мою комнату, а я с полком ушел в лагерь в Москву. Заняли лагерь гренадерской дивизии на Ходынском поле. Гренадерские полки ушли на наши места.

В московском лагере вначале я застудил флюс, получилось затвердение, зубной врач Барс (Кузнецкий мост) вскрыл это затвердение, и, по приезде в Ярославль, образовалась фистула. Доктор-хирург Линденбаум сделал мне операцию, и я два года носил повязку, шрам на левой щеке остался на всю жизнь.

Московские лагеря прошли легко и весело. Офицеры полков 35-й пехотной дивизии составили громадный хор и дали несколько концертов в «Кукушке» — лагерном собрании, около Малой Всесвятской рощи, в большом круглом павильоне, подаренном с выставки 1882 года. На всех концертах присутствовал генерал-губернатор князь Долгорукий и все высшее начальство и московская аристократия — мы затмили гренадер. Полковой праздник 30 августа прошел блестяще. В начале сентября мы возвратились в Ярославль. Я произведен в подпоручики. Был выбран библиотекарем, заставили составить каталог для приобретения новых книг, дали 5000 руб., и я отправился в Москву, где прямо обратился в книжный магазин «Нового времени», и заказ был исполнен образцово. Магазин в благодарность подарил громадный ящик «легкой» литературы… Книги военной литературы были выписаны от Березовского[43]. Был заведен строгий порядок со штрафами, офицерство читало много, и я, пробывши библиотекарем 4 года, так изучил вкус читателей и читательниц, что пришедшему денщику с запиской без указаний книги я знал, что дать, и редко ошибался. По книге выдачи было видно, что читает каждый офицер. К стыду, надо сознаться, офицеры мало уделяли внимания военной литературе. Потом на войнах я воочию видел этот пробел специально-военных знаний наших офицеров — мастер должен знать свое дело. У редкого офицера были свои собственные специально-военные библиотечки, разве где-нибудь валялись два-три устава. «Разведчик»[44] Березовского все-таки заставлял интересоваться новостями, и его кое-кто из офицеров выписывал.