Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

По окончании лагерей я переехал от родителей в город на Рождественскую улицу, в дом подполковника Егорова, по прозванию Кобылья голова, там же жил его свояк, знаменитый прапорщик Мещерский — 70-летний юноша, герой Кавказа и скандалист: целые дела были в полковых архивах. Он служил в лейб-гвардии Кирасирском, в Нижегородском драгунском, в Ширванском, в Тверской местной команде, в Нежинском и Болховском полках. Ранен при взятии аула Ахульго. В настоящем году ездил на Георгиевский праздник в Петербурге, был представлен государю императору, который повелел дать усиленную пенсию, в размере 60 руб. в месяц (вместо 8 руб.), перевести в 1-й разряд раненых, дочь определить в патриотический институт.

Я занимал две маленькие комнатки, одна окнами на улицу, кухонька и отдельный ход прямо на улицу, и всего за 10 руб. Теперь я отдохнул от ежедневной беготни, казармы были — 5 минут ходу. Как я говорил, так и вышло: наши двор не поделили и перестали даже ходить друг к другу. Вечера проводил или за чтением, или на репетициях в кружке или в театре, у себя почти что никого не принимал — боялся пьянства.

В этом году начался «альянс» с французами.

Из Болгарии приехал сын моего крестного отца, штабс-капитан Нежинского полка Николай Викторович Греченков, женившийся в Болгарии на дочери воронежского помещика Котошихина, Лидии Николаевне. Его вскоре назначили полковым адъютантом. Семейные дела его совершенно погубили, он начал пить, и вскоре и он, и она погибли в московских трущобах…

1888

Новый, 1888 год встречал в полку и отбивал 12 ударов — начало нового года. В марте сдал должность батальонного адъютанта и принял охотничью команду[47]. По принятии в охотничью команду собрал, выписал всю литературу, касающуюся дела разведки и охоты как развития разведчика, засел, усвоил суть дела, составил обстоятельный доклад и программу, все это начальство утвердило, и я начал действовать. Через год моя команда была образцовая.

Маневры были в Ярославском и Ростовском уездах, за время их у меня было два случая. Первый был большой привал нашего отряда в селе Семибратово, офицерство зашло в трактир закусить и попить чаю, я также зашел и занял столик у стены, за соседним столом села компания офицеров, в числе которой был недавно произведенный подпоручик Д. Ф. Бочаров. Как всегда зашла речь об истории села Семибратова, я рассказывал, что знал. Все обратили внимание на картину, висевшую надо мной на стене, старинная, очень хорошая гравюра была — «Явление отроку Варфоломею (будущему преподобному Сергию)», я рассказал и это, по просьбе тех же офицеров на мой рассказ; полупьяный подпоручик Бочаров позволил сказать: «Этот Иванов все врет», — на что я, сдерживая себя, сказал источники, из которых я почерпнул рассказ, на это Бочаров сказал: «Вы ничего не понимаете», и еще какую-то дерзость, на что я ему сказал: «И дурак же Вы, купец Бочаров»[48]. Бочаров, пошатываясь, встал и сказал: «Я вы-зы-ваю Ва-а-ас на ду-е-е-е-ль». Я ответил: «Хоть сию минуту», — Бочаров замолчал и сел на стул. Прочие офицеры сказали: «Митя, сократись», — и Митя сократился, а вечером извинился.

Наш полк стоял около села Судина. Было воскресенье, и я верхом отправился осмотреть окрестности г. Ростова. Заехал в погост «Богослов на Ишме» (в четырех верстах от города), здесь замечательная церковь, деревянная, основная из «кондового» леса, постройки XVI столетия, все сохранилось до последней мелочи: железные подсвечники, кадила, Царские врата изумительной резьбы по дереву, мелкотравчатой. В 1855 году накренившуюся церковь увидел проезжавший государь Александр II, заехал, осмотрел ее и пожертвовал 5000 руб. на исправление, но не переделку. На следующий день, по моему совету, заехал посмотреть церковь командир полка полковник К. М. Адамецкий, и был восхищен. Наш полк проходил через Ростов мимо Кремля, с музыкой, и в это время архиепископ Ионафан ехал из Кремля с заседания Археологического съезда, знаменитый Ростовский звон гудел… куда императорской опере в «Жизни за царя» сравняться с этими могучими звуками!..