Генерал А. М. Стессель требовал, чтобы офицеры знали крепость досконально, и всеми способами натаскивал офицеров и поверкой караулов, и полевыми поездками, и тактическими занятиями, и маневрами: частями полка, бригады и дивизии. Офицеры действительно знали крепость. Таким образом, офицеры сроднились с крепостью и любили свое место службы, и назад в Россию мало кто переводился: в России служилось, может быть, и легче, но не так обеспеченно и привольно, отношения между начальством и подчиненными были совсем другие — здесь были отношения человеческие-товарищеские. В Порт-Артуре, и вообще на Дальнем Востоке, всякий русский видел и чувствовал силу и величие России… а теперь что сделали подлые проповедники «швабоды» — китайцы и те нас презирают. Но как втайне потирают руки от удовольствия наши «союзнички» — и французы, и англичане, и американцы, и японцы, а немцы хитрили, да и перехитрили — самим досталось расхлебывать кашу, а китайцы, имея поддержку С.-А. Штатов[92]
, обнаглели до того, что нагло попирают права теперь бесправных русских.Настал
В августе был интересный маневр с высадкой десанта, но, разумеется, японцы не так высадились в 1904 году.
В декабре 1903 года адмирал Алексеев устроил грандбал со спектаклем, давали водевиль с пением, и я участвовал и пел… весь водевиль пропел верно, но в конце послед него номера сбился, и занавес задернулся при общем смехе… В. А. Стессель уверяла всех, что я это устроил нарочно — насмешить всех и повалять дурака. После спектакля адмирал Алексеев угощал меня шампанским и пил за мое здоровье. В. А. Стессель долго дулась на меня.
Настал роковой
26 января, утром, был отслужен напутственный молебен, и 1-й эшелон нашего полка двинулся на ж.-д. станцию для отправки на станцию Ташичао. Погрузка 7-й и моей 8-й роты назначена была в 9 часов вечера, и отправка поезда — в 1 ч 53 мин ночи. На вокзале мы проводили последние часы. Было около 12 часов ночи. Мы, поужинав, пили шампанское, нас провожали полковые дамы и друзья-приятели. Солдаты были посажены и уже располагались спать. Мы, офицеры, уже выходили из вокзала, как вдруг с Золотой горы послышались орудийные выстрелы… Мы спросили провожающего нас артиллериста подпоручика Михаила Андреевича Наумова: «Что это значит?» Он ответил: «Должно быть, ночная стрельба», — но вслед за сим с вершины Золотой горы поднялись одна за другой три сигнальные ракеты, и положительно заревел орудийный огонь и с береговых батарей, и с судов… Так мы под гром орудий двинулись из своего Порт-Артура, не зная, что творится. В день нашего отъезда я поехал в город к «Кунсту и Альберсту»[93]
купить эмалированную кружку для похода; по дороге увидал, что японский консул ехал куда-то в парадной форме. Приказчик К. А., Максимилиан Эрнестович Керковиус, по секрету шепнул, что Япония объявила России войну, но я пока еще не поверил. На другое утро, уже подъезжая к Ташичао, от кондуктора узнали, что в Порт-Артуре была ночная атака японских миноносцев и что три наших судна подбиты[94]… На станции Ташичао полк высадился и стал ожидать приказаний.