Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

Я крайне подозрительно смотрел на управляющего заводом. Это был поляк из Торна, и он часто посылал в Скерневицы работника, якобы на базар. Я донес в штаб дивизии и доложил генералу Н. А. Третьякову, и он приказал немедленно [всех] выселить, что я и исполнил 16-го вечером, удалив и всех служащих и рабочих.

17-го по всей линии от Сохачева до Болимова идет жестокий артиллерийский бой, и был обстрелян Градовский завод. В 10-м полку 3 ранено. Вот доказательство, что управляющий был шпион. С этого дня настали наши страдные дни.

18-го и 19-го была передышка — у немцев Новый год. Наши передовые части нервничают, открывают стрельбу бесцельно, но немцы не отвечают.

20-го днем артиллеристский бой.

21-го ночной бой у д. Воржиново: наступали 5, 22, 218-й полки, но неудачно. Вечером 10-й полк сменил в окопах 9-й полк. Прибыло пополнение — 261 человек ополченцев, это люди сорта пониже.

Батальонами командуют капитаны, ротами — подпоручики и прапорщики. Состав полка: в строю — 1547, нестроевая рота — 370, музыкантов — 36. Это после двух пополнений в 746 человек.

23-го в 12 ч 50 мин дня, я и полковой адъютант поручик Н. А. Сафронов сидели за столом один против другого, вдруг немецкая шрапнель рвется, и пуля от нее ударяет в косяк окна и рикошетом между нами. Пулю нашли, и я взял ее на память.

24-го на Руси святой Сочельник, а здесь ад кромешный — немцы нас «чемоданят», т. е. посылают 6- и 8-дюймовые снаряды… ум мутится.

25-го Рождество Христово, тихо, стрельба небольшая, погода прескверная — мокрый снег, солдатики заболевают желудком, сыро и холодно. На дворе в грязи увидел валяющийся образ Ченстоховской Божией Матери, подобрал, вымыл и спрятал. Капитан Андрей Георгиевич Скоробогач 6 декабря в бою у д. Жилино, подобрал на поле боя образ Казанской Божьей Матери и преподнес мне, она и теперь хранится у меня.

29-го после полудня над нами долго кружился немецкий аэроплан и улетел. Не прошло и часу, как немцы начали нас «чемоданить», и один 8-дюймовый снаряд ударил в угол нашего домика… Боже, что произошло, домик весь задрожал, полетели окна, двери, а мы закрутились в вихре, и кто упал, кто ударился о стену, около домика валялись убитые и раненые. Немцы выпустили более сорока снарядов по нашему штабу, и мы перебежали во флигель у главного дома. Мой денщик Нечайко потерял мой бинокль. Чины штаба полка остались целы и невредимы.

Заболевание желудком походит на холеру, в полку умерло двое стрелков. Доставлять в окопы кипяток и горячую пищу есть подвиг обозных и кашеваров, многие стрелки не решаются выходить из окопов за пищей и кипятком, хотя бы и ночью: каждый раз кого-либо или ранит, или убьет… Предполагают, что колодцы отравлены холерными бациллами.

30-го в 10 часов утра, немцы опять начали засыпать нас снарядами: главный дом, наш флигель и парк, мы с подполковником Дмитрием Васильевичем Шатровым еле выбрались из этого ада. Все чины штаба поодиночке разбежались, я только мог крикнуть: «Собираться у высокого дерева в поле!» Ужасную картину представляло бомбардирование Градова: каждый удар снаряда подымал тучи красной кирпичной пыли, но заводская труба стояла непоколебимо, наверху внутри ее был артиллерийский наблюдательный пункт. Мы собрались и приютились в халупе среди поля, у полковника Леонида Васильевича Белого (штаб 4-го дивизиона)[168].

1915

Новый, 1915 год встретили в халупе в поле. Собралось человек десять офицеров, принесли закусок, водки, вина и две бутылки шампанского, разумеется, у артиллеристов. Встретили с мыслью: а кто будет жив на будущий новый год? Бинокль мой нашел унтер-офицер, и я ему вручил 5 руб. Прибыло 126 новобранцев — это в полк, который не знает отдыху от боев. У офицеров и солдат утомленный и угнетенный вид — нужен отдых… Я не переодевался и не снимал сапог вот уже три недели…

10-й полк сменили и поставили на бивак в Ежувском лесу в землянки. Дождь и мокрый снег, в землянках холодно и, главное, сыро. У меня ноют руки и ноги.

3-го всю ночь шел бой у Болимова и Боржимова. Днем так усилилась артиллерийская стрельба, что орудийные выстрелы слились в сплошной рев — воздух бил по груди, я ничего подобного не слышал. Около нашего бивака в лесу поставлены 47-сант[иметровых] орудия из Франции, и поражают немцев за 15 верст. На наших глазах эта батарея подбила немецкий привязной воздушный шар: это все равно, что из винтовки в ласточку. Был на биваке генерал Фольбаум и сказал: «Если вас, солдатики, будут посылать куда-либо, то вы потребуете сперва, чтобы вам налили в баклаги горячего чаю…» Вот как развращали солдат начальники от генерал-губернатора… В мирное же время те же «фольбаумы» вешали, не моргнув глазом, и делали себе карьеру… подлецы.

4-го, в 6 часов вечера, 10-му полку приказано перейти в д. Мауринцево, и пошли мы в темноте, по колено в грязи, в эту деревню, утонувшую в невылазной грязи. Пришли в 11 ч 25 мин ночи, кое-как растыкались по халупам и сараям. Я заснул как убитый, несмотря на стоны и крики за перегородкой умирающего солдата.