Воспоминания и мысли

Нелегко достичь такого смирения. Оно заменяется почти всегда ложным смирением, которое более на словах, чем в сердце. Легко исповедоваться в том, что мы несчастные грешники, легко сокрушаться над своей немощью, неверием, бессилием и т. д., но все это ни на волос не подвинет нас по пути, ведущему к Богу, да и наше отношение к Создателю не делается искреннее от этого ложного смирения. Верно то, что большею частью понятие о смирении сводится к неспособности, слабости, откуда наклонность к бездействию и рабской покорности. Это смирение ложное. Человек действительно смиренный вполне свободен и независим: отношение его к людям всегда полно достоинства. Тот, которому Господь дал дивный дар смирения, обладает верой в себя, верой, которая может показаться чрезмерной тем, кто не знает, что источник ее скрыт в глубоком чувстве зависимости только от Бога. Человек, достигший этого, готов исполнять самую скромную обязанность, но также и взять на себя самую трудную задачу на пользу своих братьев, если Господь призывает его, он не отступит ни перед каким препятствием, и пусть дело, за которое он берется по воле Создателя, будет очень значительным, трудным, превосходящим его силы, он смело возьмется за него, рискуя прослыть самоуверенным и гордым. Ему и в голову не приходит говорить о своей слабости или сожалеть о своей неспособности. В нем слишком много смирения, чтобы задумываться над тем, пригоден ли он или нет к деятельности, которую указывает ему Господь. Он прекрасно знает, что его пригодность и непригодность не имеет никакого значения для Того, Кто избрал его орудием, и Кто «творит, что хочет, на небесах и на земле», выбирая слабых и ничтожных для того, чтобы смутить сильных.

Истинное смирение дает человеку необычайное спокойствие и достоинство, хотя часто это объясняется иначе. Смирение не позволяет человеку обращать внимание на то, что скажет о нем свет, как похвалы, так и порицания ничуть не влияют на его поведение. Чувствительность, которая почти всегда не что иное, как утонченное чувство оскорбленного самолюбия или тщеславия, не нарушает более его покоя. Он весь принадлежит Богу, он знает, что только своему Создателю он должен отдавать отчет в своих делах, словах и помыслах, как будто во всей вселенной существуют только Господь Бог и он.

И всё же он остается человеком и не теряет ничего из своей человеческой натуры. Сказано, что «Бог находил свою радость между сынами человеческими». Бог тоже человечен, в самом трогательном и глубоком смысле этого слова.

Мы видели, что Бог установил свою обитель в местах высоких и в местах низких, очень низких, в святости и сердце смиренном и сокрушенном. Для души, смиренно отдавшейся служению людей, есть радость святая, чистая, без примеси, в ней нет места самолюбию, нет заботы о людском уважении, о мнении друзей, общества, даже церкви.

Много говорят о том, что одна из господствующих страстей нашего времени – это выдвинуться, быть впереди других, стать руководителем. Это совершенно верно. Эта горячка широко распространилась, она проявляется даже в области религии и филантропии и, пожалуй, с неменьшей силой. Главное – опередить других, превзойти всех прекрасной и благородной деятельностью; это чрезвычайно утонченное чувство тщеславия бывает часто бессознательным. Овладевает тайное желание, чтобы наши так называемые добрые дела были известны, если и не оценены, то хоть известны; крайняя чувствительность, просто инстинкт заставляет нас желать, чтобы имя наше не было забыто, чтобы оно непременно стояло в числе тех, кто понес какие-либо жертвы в пользу добрано дела.

В какую бы форму ни облекался эгоизм, хотя бы и в самую утонченную, о которой мы только что говорили, он всё же остается эгоизмом; его можно вырвать из сердца только при самой суровой и строгой дисциплине, которую применит к нам сам Господь. «Он сядет и очистит их, как очищают золото и серебро», «Он подрезывает лозу, приносящую плоды, чтобы она давала еще больше плодов». «Операция будет, может быть, болезненна, но плоды будут лучше».

Необходимо, чтобы «я» совершенно не существовало в сердце тех мужчин и женщин, которых изберет Господь для пророчества. Да, пусть будут пророками, но не руководителями, не вожаками.

В истории Церкви Христа мы встречаемся с мужчинами и женщинами, которые по Божьей воле были предводителями, вожаками, герольдами в известном смысле. Некоторые из них дошли до конца жизни и не свернули с пути, не были «отвергнуты» – это то, чего так боялся апостол Павел. Но были и такие, которые отклонились от прямого пути. Господь допустил это, чтобы показать им их собственную слабость. Он хотел, чтобы они отдавались Ему беззаветно, Он хотел по Своему великому милосердию спасти их.