Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Когда наконец пришло время забрать Изика из больницы, случилось трагикомическое происшествие. Я сидела в коридоре и вместе с другими родителями ждала, когда приведут детей, подлежащих выписке из больницы. Медсестра привела группу детей примерно одного возраста с Изиком. Родители бросились к ним и стали разбирать деток. Я тоже подошла к ним, но, не найдя Изика, опять села, подумав, что привели не всех. Дети и родители быстро разошлись, и посреди коридора остался только один очень худенький мальчик с совершенно бескровным лицом и остриженной наголо головкой. Он как-то странно смотрел на меня, а потом подошел, дернул за юбку и произнес тихим голосом: «Мама». И сердце мое упало, я узнала Изика, подхватила его на руки и стала его целовать, обливаясь слезами. За сорок дней Изик так похудел, так изменился, что я даже не узнала его. Какой ужас! Не узнать своего родного сына!

Зарплаты Михаила катастрофически не хватало, и я начала подыскивать работу. Найти работу в то время было намного проще, чем найти или, вернее, добыть место в детском саду, а без этого я работать не могла, так как не с кем было оставить Изика. Получался заколдованный круг.

Как-то соседка, с которой у меня были хорошие отношения, сказала, что в детском саду при кирпичном заводе, расположенном недалеко от нашего дома, уволилась заведующая, и руководство завода срочно ищет ей замену. При этом она многозначительно добавила, что директор завода еврей. Собрала документы и в тот же день пошла на кирпичный завод. Директор действительно был евреем, я даже фамилию его запомнила – Пенсон. После совсем короткой беседы он сказал, что я его устраиваю, и направил меня в отдел кадров. Директор даже не посмотрел мои документы. Тогда я подумала, что он очень занят и спешит поскорей меня выпроводить. И только позже я узнала, что дело было не в этом. Прежняя заведующая детским садом чем-то уж очень допекла директора, и он спешил от нее избавиться. В общем, я подвернулась очень вовремя, и меня сразу приняли на должность заведующей детским садом.

Моя предшественница с мужем и двумя дочерьми жила в заводском поселке кирпичного завода. Поселок был небольшой, и все знали друг о друге все. Поэтому трудно было скрыть от соседей тот обильный ассортимент дефицитных продуктов, который всегда был у них дома. Все, по крайней мере многие, знали, что заведующая ворует у детей продукты. Слухи дошли до руководства завода, и ее уволили. Хотели даже подать на нее в суд, но отец этой женщины был каким-то высокопоставленным чиновником районного масштаба, и дело удалось замять.

Это было в июне 1949 года, в самые черные времена махрового антисемитизма. В самой Москве меня конечно же на эту должность бы не взяли. А здесь, уже за кольцевой дорогой, начиналась Московская область, и нравы были поумеренней. И что удивительно, почти треть руководства завода составляли евреи. Кроме директора, евреями оказались главный инженер завода, главный бухгалтер и несколько начальников цехов.

Между прочим, когда соседка сообщила мне о национальном происхождении директора, я не очень-то обрадовалась, так как еще в эвакуации смогла не раз убедиться, что еврейская солидарность очень часто для многих евреев – пустой звук.

В этот раз директор-еврей меня приятно удивил, но все-таки, скорее всего, он принял меня не за мою национальность, или скажем так: не только за национальность. Ну конечно же мог и не принять. А вообще-то это был коммунист с дореволюционным стажем, который, вероятно, еще сохранил крохи веры в коммунистические идеалы, а может быть, и следовал им.

Пенсон был уже пожилым человеком невысокого роста, с очень добрым лицом. И он действительно делал добро; по крайней мере, для нас он сделал немало хорошего. Директор не только принял меня на работу и всегда относился ко мне с уважением, но и через какое-то время по моей просьбе он принял на завод Михаила на должность главного механика.

У меня абсолютно не было никакого понятия, что такое должность заведующего детским садом. Весь мой опыт работы исчерпывался несколькими неделями, которые я проработала в детском саду в самом начале войны.

Конечно, самым важным в моей будущей работе мне представлялся тот факт, что Изик будет посещать мой детский сад, и мы оба будем сыты. Но бесспорно, и сама работа была очень важна для меня. А работа эта была очень ответственной и довольно тяжелой. Рабочий день начинался в восемь часов утра, а заканчивался в восемь вечера, то есть те же двенадцать часов, что и в эвакуационном Томске.