Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

Правые, которые к тому времени окончательно приобрели силу при дворе, повели в комиссии отчаянную атаку против закона. В комиссии их возглавлял другой бывший обер-прокурор Синода,

В. К. Саблер, впоследствии, во время мировой войны, принявший, с высочайшего соизволения, фамилию Десятовский. Правые желали сохранить за церковно-приходскими школами предусмотренные новым законом дополнительные кредиты и добивались вообще полного уравнения их в правах с земскими школами; вместе с тем они решительно восставали против всякого вмешательства в учебную часть и, в частности, против всякого контроля со стороны Министерства народного просвещения.

Комиссия, однако, большинством голосов отклонила эти домогательства и провела закон, с некоторыми второстепенными изменениями, в духе, приданном ему Государственной думой. Правые подали особое мнение, которое по существу представляло собою подробно разработанный самостоятельный контрпроект. Последний был построен на совершенно иных началах, нежели первоначальный проект, внесенный в свое время в Думу министром А. Н. Шварцем и принятый с некоторыми поправками как Думою, так и большинством комиссии Государственного совета. Докладчиком этого своеобразного особого мнения в общем собрании Совета выступил В. К. Саблер.

В пользу принятия законопроекта в редакции большинства особой комиссии высказались на предварительных совещаниях отдельных советских групп как группа центра, так и группа беспартийных и наша группа. В принятии закона большинством Государственного совета при таких условиях не могло быть никаких сомнений.

И тем не менее это оказалось миражем. Вот что произошло. Перед самым началом заседания общего собрания, в котором должен был быть заслушан настоящий законопроект, ко мне как председателю нашей группы подошел один из членов президиума группы центра, Н. Э. Шмеман, с которым у меня установились очень добрые отношения. Взволнованным голосом он довел до моего сведения, что из Царского Села, т. е. от государя, передан запрет голосовать за предложение большинства комиссии и указание на необходимость принять закон в редакции меньшинства ее. Об этом неожиданном повороте дела он просил меня уведомить остальных членов нашей группы. Видимо, он чувствовал и исповедовал: Roma locuta, causa finite est (раз Рим высказался, дело кончено)[263]. Остается только проявить послушание perinde ас cadaver (подобно мертвому телу)[264]. С этой точки зрения ему как бы хотелось товарищески предупредить нас о случившемся, дабы мы не попали в ложное положение и могли бы согласовать наше поведение с поведением остальных групп. Но, конечно, в глубине тут крылось нечто другое: достаточно было взглянуть на бедного сановника, чтобы убедиться в том, как его терзало безвыходное положение, в которое попали он сам и иже с ним: ведь предстоял открытый отказ от только что принятого и ставшего известным постановления его группы голосовать за предложение комиссии. Это было тяжело и постыдно. В этом смысле обращение его ко мне сводилось к скрытой мольбе: поймите нас, поддержите, покажите и вы, что ничего другого, кроме принесения в жертву собственного интеллекта, не остается делать.

Мне пришлось, разумеется, разочаровать Н. Э. Шмемана. Я ответил ему, что немедленно информирую нашу группу о нашем с ним разговоре, но заранее могу сказать, что никто из нас не изменил своего отношения к законопроекту в силу полученных свыше указаний. Наше дело голосовать так, как нам велит совесть и гражданский долг, а от государя будет зависеть, утвердить закон или не утверждать его.

В дальнейшем нам пришлось присутствовать на весьма постыдном зрелище. После непродолжительных прений по общим основаниям законопроекта, которые ни для кого уже не представляли ни малейшего интереса, Государственный совет перешел к постатейному чтению. Докладчик комиссии А. Н. Шварц не поддался общей панике и с достоинством отстаивал статью за статьей в редакции большинства комиссии. Его поддерживал от имени нашей группы А. В. Васильев. Обоим возражал со свойственным ему несколько елейным тоном В. К. Саблер, высказываясь за редакцию меньшинства. После этого статья за статьей принимались новоявленным большинством общего собрания в редакции меньшинства комиссии. Ведомство народного просвещения, от имени которого в свое время был внесен законопроект, в лице нового министра Кассо и его достойных товарищей, хранило полное молчание. Бюрократическая угодливость еще раз одержала крупную победу по всей линии.

К сказанному я должен прибавить, что приведенный случай далеко не был ни первым, ни единственным, когда считали допустимым вовлечение особы монарха в текущие политические споры и прибегали к ссылкам на высочайшую волю перед приступом к очередному голосованию. Однако обычно это тщательно скрывалось и становилось доподлинно известным только непосредственным объектам воздействия. Слухи, конечно, ползли, но было трудно добиться определенного подтверждения их. Страх и стыд замыкали уста.