В сущности, для комитета и позиция Суханова в правильном ее понимании была уже значительным шагом вперед. Вначале в комитете военный вопрос был просто-напросто открытым и определялся чисто случайными моментами. Хотя в комитете конкурировали на совершенно равных правах две противоречивые идеологии – оборончества «до полной победы» и немедленного мира «по телеграфу», – но левой стороне удалось внешне связать имя комитета со своей позицией. В приложении к первому номеру «Известий Совета рабочих депутатов» был дан большевистский манифест, где давалась выразительная формула окончания войны:
«Немедленная и неотложная задача Временного революционного правительства – войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и поработителей, против царских правительств и капиталистических клик и для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам».
Хотя большинство комитета возражало потом против помещения этого манифеста на первом месте, тем не менее впечатление связи комитета с крайними антивоенными лозунгами осталось надолго. Комитет мог отнестись отрицательно к большевистской позиции, но не мог выявить собственной. Мне случайно пришлось быть в комитете, когда в нем впервые был поставлен вопрос о войне. [Военный] министр Гучков просил комитет сделать какое-либо успокоительное заявление для фронта, чтобы рассеять впечатление, что революция склонна немедленно разрушить армию. В этом чрезвычайно сухом и формальном заявлении говорилось, что «в расчете на то, что офицеры услышат наш призыв» обращаться с уважением к солдатам, «мы приглашаем солдат в строю и при несении военной службы строго выполнять воинские обязанности». Вместе с тем сообщалось «армиям фронта, что приказы № 1 и 2 относятся только к войскам Петроградского округа, как и сказано в заголовке этих приказов»… Комитет согласился подписать заявление. Но Чхеидзе, не возражая против решения комитета, отказался подписать обращение!
– Мы все время говорили против войны, как же я теперь могу призывать солдат к продолжению войны, к стоянию на фронте!
Подписал обращение Скобелев.
Когда говорят о роли комитета в армии, прежде всего указывают на Приказ № 1. Действительно, на фронте, куда он попал и где до его появления все было спокойно и по-старому, он сыграл чрезвычайно плачевную роль. Но он был предназначен для Петрограда, где все уже было перевернуто вверх ногами и где, казалось, любая цена сходна, лишь бы начать приводить солдатчину в порядок. Поэтому – так мне объясняли – считали во что бы то ни стало необходимым начать разговаривать с солдатами в форме приказов, напомнить об их обязанности повиноваться. Дорожа формой, в суматохе не обратили достаточного внимания на содержание, в которое нестройная толпа солдатского Совета внесла свои пожелания. Если к этому добавить, что члены комитета не имели ни малейшего представления о внутреннем распорядке в армии и о духе ее, и то обстоятельство, что как только военные разъяснили комитету все значение Приказа № 1, этот Приказ был немедленно аннулирован Приказом № 2, аннулирован, по крайней мере, для фронта, то вина комитета значительно смягчается. Правда, этот приказ лучше, чем приказ думского Временного комитета, запрещавший офицерам отнимать оружие у солдат и грозивший за это расстрелом… Но все же несомненно, что война, как реальная забота, была чужда членам комитета, видевшим все лишь сквозь призму борьбы со старым правительством и опасавшимся неизвестного и таинственного фронта. Сумбур же в работе комитета и направление «Известий» объясняют, почему резонанс в армии получил лишь первый Приказ, о втором же даже мало кто знал.
Немалую роль во всем этом сыграл Стеклов. Не говоря уж о том, что ему приписывалось авторство Приказа № I[45]
, он при своей усидчивости часто оставался до конца заседаний, принимая делегации с фронта и давая им разъяснения.Помню, однажды пришла делегация с Румынского фронта с жалобой на какие-то обиды штаба.
– Да это же прямая контрреволюция! – стал ужасаться Стеклов. – Да их всех надо немедленно арестовать…
Я заявил, что Стеклов не вправе давать такие разъяснения, подстрекая развал на фронте. Стеклов обиделся и поставил вопрос о доверии к нему на голосование. Большинство – случайное – оказалось на его стороне.
Он же постоянно выступал на солдатских митингах, в первые дни непрерывно проходивших в Екатерининском зале. Он же давал тон «Известиям». И формально против него нельзя было выставить возражений, так как комитет вообще никакой позиции по военному вопросу не имел.