Воспоминания мёртвого пилота (СИ)

Я это понял сразу, но не хотел говорить об этом вслух. Посадка на одну основную стойку представляла собой очень серьёзную опасность и прежде всего из-за того, что никогда не практиковалась в тренировочных полётах. Легко было сесть без передней стойки шасси: приземлился на основные колёса и тяни штурвал на себя во время пробега пока самолёт не потеряет скорость и не упадет на нос. Ещё легче сесть вообще без колёс: плюхнулся на брюхо и ползи себе до полной остановки, а вот на одну стойку совсем непросто. Ладно, придумаю что-нибудь над запасным аэродромом.

- Штурман, доложи курс на Камрань, - стараясь стабилизировать психологическую атмосферу в пилотской кабине, спокойным голосом спросил я.

- Сорок пять градусов, - предчувствуя крупные неприятности, грустно ответил Васильев.

- Помощник, доложи руководителю полётов об уходе на запасной аэродром.

- Ты так туда рвался, Валера, - сказал штурман.

- Да, но при других обстоятельствах. Хватит сейчас об этом. Надо спасти то, что осталось.

Пока мы летели от Хошимина до Камрани, я всё время думал: "Обо что мы могли так неудачно зацепиться?"

- Валера, - позвал я штурмана - Как ты думаешь, что это было?

- Если ты спрашиваешь меня о колёсах, то я уверен, что мы снесли железный столб с огнями приближения. Я же вам говорил, что лампочки, которые увидел Сергей, не могут быть огнями полосы. Думаю, что вертикальный сдвиг ветра сыграл с нами плохую шутку. Мы оказались чуть ниже, чем предполагали, в результате чего задели осветительную систему аэродрома.

- Видимо, ты прав, - с грустью сказал я.

Над Камранью руководитель полётов дал нам команду встать над аэродромом в круг и выработать топливо до аварийного остатка. Кроме того, он рассказал нам о некоторых особенностях взлётно-посадочной полосы и прилегающих к ней окрестностей. В частности, он сказал:

- Американские инженеры и строители, спроектировали и построили полосу так, что дождь любой интенсивности не сможет её залить. Вдоль покатой от центра к краям бетонки, с обеих её сторон, ими были вырыты широкие пологие рвы для сбора дождевой воды. Под этими рвами строители проложили дренажную систему, позволяющую воде уходить под землю по бетонным водосборникам. Вот эти-то бетонные колодцы, стоящие вдоль полосы через каждые сто метров, и возвышающиеся на полтора метра от уровня земли, представляют сейчас для вас главную угрозу. Но если вы приземлитесь там, где аэродромная служба предполагает развести костёр, то, даже слетев с полосы при неравномерном торможении, вы разминётесь с этими колодцами.

- Хорошо ли будет виден ваш костёр? - спросил я, продолжая кружить на высоте тысяча метров над их головами.

- Аэродромщики собираются поджечь все старые авиационные покрышки. Столб чёрного дыма увидят даже с той стороны океана. Ведь гореть-то будут колёса американских стратегических бомбардировщиков Б-52. Так что за это ты не волнуйся. Думай лучше, как садиться будешь.

За десять минут до приземления инженерно-аэродромная служба подожгла резину колёс. Чёрный дым был настолько густым, что если бы ветер не сносил его в сторону от полосы, я бы не смог найти базу вообще, а не только место предстоящей посадки.

Старшие лейтенанты Гончаров и Николишин рубили электрический кабель в двухстах метров от взлетной полосы в густых зарослях кустарника. Их тропические рубашки были мокрые от пота. Американский многожильный кабель рубить топорами было не легко. Они раскопали его ещё вчера вечером и торопились закончить дело раньше, чем о местонахождении этой "золотой жилы" узнают сослуживцы.

- Игорёха, - сказал Николишин Гончарову, - смотри какой дым поднимается над аэродромом.. Может разбился кто? .

- Кто мог разбиться, если на аэродроме ни кто не взлетал и не садился. Думай хоть чуть-чуть. Слышишь придурок какой-то уже полчаса кружит над полосой? Для него небось и разожгли костер. Руби быстрее свою сторону, я свою почти закончил.

Отсутствие в гидравлической системе жидкости не позволило мне выпустить закрылки. Поэтому я подвёл самолёт к взлётно-посадочной полосе по самой низкой траектории. Пролетая над её торцом, борттехник по моей команде выключил все четыре двигателя. Теперь мы полностью зависели от нашей инерции и силы притяжения Земли.

Но самолёт использовал ещё и приземный эффект. То аэродинамическое явление, о котором все летчики знают, но не могут объяснить его своим жёнам.

Ан-12-й легко скользил в метре от поверхности полосы, категорически отказываясь садиться. Просвистев над землёй лишние триста метров, он коснулся левой тележкой колёс бетона. Я тут же отклонил штурвал полностью влево, стараясь удержать самолет как можно дольше на "одном колесе". Но он, проигнорировав мою команду, ударился правой стороной фюзеляжа о полосу и, издавая жуткий скрежет, напоминающий рёв тяжело раненого умирающего доисторического животного и слетел в ров, так умно вырытый врагами. На огромной скорости Ан-12-й ударился стеклянным носом в бетонный водосборник и замер.

"Всё", - сказал я себе.

Но поторопился.