Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916

За завтраком император высказал глубокое возмущение по поводу покушения на жизнь Столыпина и расспрашивал меня о подробностях катастрофы. Он выразил свое глубокое соболезнование министру и его семье и отнесся к ним с самым трогательным вниманием.

Начиная с памятной субботы, 25 августа, произошел ряд террористических выступлений, продолжавшихся с немногими перерывами в течение нескольких месяцев не только в Петербурге, но и во всей России. Благодаря энергичным репрессивным мероприятиям Столыпина, террористические акты постепенно становились менее частыми.

Он проявил необычайную храбрость и, несмотря на то что его собственная жизнь была в опасности, принял лишь незначительные меры предосторожности против возможных покушений, избежав череды заговоров, один из которых был особенно дерзким и оригинальным. Группа террористов была арестована полицией в тот самый момент, когда они собирались осуществить план, который состоял в том, чтобы на полной скорости запустить великолепный красный автомобиль немецкого производства, начиненный смертоносной взрывчаткой, в дверь Зимнего дворца, ведущую в апартаменты премьер-министра. Если бы этот заговор не был обнаружен вовремя, разрушения были бы огромными.

Чтобы дать представление о чрезвычайном даре самообладания, которым был наделен Столыпин, я приведу здесь эпизод, происходивший тремя годами позже описываемого мною периода, но весьма характерный для этой эпохи.

Столыпин присутствовал вместе с некоторыми другими членами кабинета на одном из первых авиационных испытаний в России, производимом летчиками, только что вернувшимися из Франции, где они учились летать. Один из авиаторов попросил Столыпина полететь с ним, и другие его товарищи с энтузиазмом присоединились к этой просьбе, заявляя, что они почувствовали бы величайшую бодрость от такого доказательства доверия к их искусству. Столыпин, не колеблясь ни минуты, принял предложение летчика, офицера по фамилии Мациевский, и сопровождал его в полете, который длился около получаса.

Когда он опустился на землю, нашел всю полицию в страшном смятении, и не без основания, так как ею за несколько дней до этого были получены сведения, что поручик Мациевский принадлежал к одной из наиболее опасных террористических организаций. Столыпин был осведомлен об этом перед отправлением на аэродром, и, когда соглашался подняться с Мациевским, он очень хорошо знал, какому страшному спутнику он вручал свою жизнь. Оставляя поле, он поблагодарил пилота очень тепло и выказал свое восхищение перед его опытностью. Вскоре этот инцидент имел неожиданный эпилог. Во время полета поручик Мациевский упал с большой высоты и погиб. Причина несчастного случая была необъяснима, так как видели, что пилот падал отдельно от машины, которая не казалась поврежденной раньше, чем достигла земли. Это предрасполагало полицию думать, что Мациевский совершил самоубийство и что эта участь была назначена ему по приговору комитета террористов в наказание за то, что он предоставил возможность Столыпину избежать смерти.

Все эти подробности, какими бы невероятными они ни казались, были полностью подтверждены мне самим господином Столыпиным. Когда я спросил его, почему он рисковал своей жизнью без необходимости и с полным осознанием навлекаемой опасности, он ответил, немного подумав: «Я склонен полагать, что это был инстинктивный поступок с моей стороны, но я помню, что также сказал себе, что они ни в коем случае не должны думать, что я их боюсь. Кроме того, — добавил он, — прежде чем занять свое место в машине, я посмотрел прямо в глаза лейтенанту Мациевскому и ясно увидел, что он не посмеет. На самом деле, вполне возможно, что в нем в тот момент дух спортсмена, влюбленного в свое искусство, возобладал над жестокостью террориста».

Только 14 сентября 1911 года, избежав серии покушений на его жизнь, Столыпин встретил, наконец, свою смерть в Киеве, убитый из револьвера во время театрального представления, на котором присутствовал император и весь императорский двор.

Любопытно отметить, что, встречая опасность с удивительным мужеством и даже временами бесполезно бравируя ею, он всегда имел предчувствие, что умрет насильственной смертью. Он мне говорил об этом несколько раз с поразительным спокойствием.

И вспоминаю, что выслушивал его с некоторым недоверием, потому что, несмотря на то что сообщения время от времени указывали на возможность террористического покушения против меня в ближайшем будущем, я чувствовал полную инстинктивную уверенность, что останусь жив.

Каждый из министров был приговорен к смерти по постановлению центрального комитета террористов. Иногда полиция имела информацию — или говорила о том, что имеет, — что такому-то лицу поручено убить того или иного министра.