Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916

Министерская карьера Плеве совпала с событиями, непосредственно связанными с Русско-японской войной. Будучи осведомлен об истинных целях Безобразова и его друзей, он не только не стремился парализовать их влияние на императора, но повторил ошибку, которая столь много раз приводила к гибели, — отвлечь внимание общества в сторону войны, чтобы избежать революции, — он подталкивал Николая II все дальше и дальше на пути конфликта с Японией. Можно легко представить себе, каким образом люди, только что описанные мною, достигли успеха на этом пути. Наиболее странной и неожиданной фигурой в этих авантюрах был Безобразов.

Каким образом этот человек в течение нескольких лет играл руководящую роль в вопросе об агрессивной политике со стороны России — до сих пор не поддается моему пониманию.

Он происходил из хорошей семьи; его отец был очень богат и занимал пост губернского предводителя дворянства в Петербурге. Безобразов был вначале офицером одного из блестящих полков гвардии, в котором служил и мой брат, и я часто встречался с ним за этот период. Он испытал превратность судьбы, покинул полк и поступил на гражданскую службу в Сибири. Только через двадцать пять лет он снова показался на петербургском горизонте, и все с некоторым изумлением узнали, что неизвестным путем он приобрел доверие государя, которому изложил обширный план политической и экономической экспансии на Дальнем Востоке. Это было ни больше ни меньше как пресловутое дело о лесных концессиях на Ялу, которые сделались впоследствии предметом оживленных сношений между Россией и Японией, и вызвало в конце концов войну между этими странами.

Я не буду утомлять читателей подробным изложением схемы Безобразова, которая, по его мнению, открывала широкие перспективы для России и обещала баснословные барыши ее участникам. Достаточно сказать, что это было совершенно фантастическое предприятие, один из тех проектов, которые поражали воображение Николая II, всегда склонного к коммерческим идеям. Значительно более трудно объяснить влияние, которое получил этот претенциозный хвастун на императора. Одна из теорий по этому поводу считает вероятным, что благожелательный прием, который был оказан Безобразову и его проектам, обусловливался тем, что император был ослеплен миллиардами, которые мерещились ему от этого предприятия. Это совершенно абсурдно, так как Николай был совершенно равнодушен к деньгам и даже не знал им цены.

Однако возможно, что Безобразов, поддерживаемый адмиралами Абазой и Алексеевым, возымел полное влияние на императора, так как говорил не только о политико-коммерческом предприятии, но также и об общем направлении наших дипломатических отношений с Японией. Нужно отметить, что этот статс-секретарь без портфеля приобрел для себя право непосредственно сноситься с представителями императора на Дальнем Востоке и сообщать императорские приказания, минуя министра иностранных дел. Как я отмечал, это послужило основанием для того, чтобы я подал в отставку с занимаемого мною поста представителя в Токио.

Чтобы дать представление о доверчивости императора и его склонности прислушиваться к самым диким предложениям, я упомяну два случая, имевших место, когда я был министром иностранных дел. Совет министров рассматривал проект, — без намерения одобрить его, конечно, — который был представлен императору иностранным подрядчиком и предусматривал соединение Сибири с Северной Америкой посредством моста, который должен быть построен через Берингов пролив. План предусматривал уступку подрядчику обширных участков территории по обе стороны железной дороги, которая должна была заканчиваться у моста. В другой раз американцу удалось убедить императора в том, что он нашел способ защитить границы страны, даже такой огромной, как Россия, с помощью электрических токов такой силы, что ни один враг не сможет пересечь границу. Это открытие должно было покончить с содержанием армии. Естественно, он потребовал заранее определенных денежных поощрений, прежде чем раскрыть свою тайну, и только с большим трудом императора удалось отговорить от дальнейших действий.

Стоит ли удивляться, прочитав все это, тому, что император мог подпасть под влияние такого вульгарного проходимца, каким был известный Филипп, начавший свою карьеру в качестве мясника в Лионе, сделавшийся позже спиритом, гипнотизером и шарлатаном, который был осужден во Франции за различные мошенничества и кончил тем, что превратился в желанного гостя при русском императорском дворе и сделался советником императрицы и императора не только по делам личного характера, но даже по делам большой государственной важности.

Всякий должен быть поражен сходством карьеры Филиппа и несколько позже Распутина с той ролью, которую играли в высшем французском обществе в конце XVIII века шарлатаны и месмеристы (магнитезеры) того же порядка.