Воспоминания о Юрии Олеше

- Одесса все-таки странный город. Почему-то поезд приходит в четыре тридцать утра. Зверски хочется спать. Зима. Конечно, ни такси, ни трамваев. Добираешься до знаменитой "Лондонской". Горит одна лампочка, и за конторкой старик портье, мы знаем друг друга десять лет. Делает вид, что не узнает. "Номер с ванной". - "Броня есть?" - "Нет брони. Какая еще броня?" - "Нет брони - нет номера. Что мы будем устраивать с вами оперу". - "У вас половина номеров пустые! Вот на доске ключи". - "А может быть, гости ушли гулять..." - "В пять часов утра? В феврале?" - "Вы их будете учить? Ну, хорошо, нате вам ключ, товарищ Олеша. Вы надолго или как в прошлом году?.." - "Давайте ключ. И какого черта вы со мной резонились?" - "Боже мой! Надо же понимать. Пять часов утра. Скука. Хочется поговорить с человеком..."

Это Одесса, - с удовольствием подчеркивал Олеша. - В Москве или в Ленинграде - ничего подобного...

Его любимцем был состарившийся красавец бильярдист Джибели, после революции он был метрдотелем в "Лондонской" гостинице. Заядлый игрок в прошлом, Джибели знал отца Олеши и отзывался о нем так: "Ну, Карлуша был мелкий игрок". О таких игроках говорили: "Играют мелко, но проигрывают крупно". Азарт Олеша все-таки унаследовал от отца.

Юрий передавал рассказы Джибели, тонко имитируя светский говорок состарившегося льва Одессы:

- "Понимаете, Юрий Карлович, из клуба уедешь в три часа ночи. Куда ехать? В "Северную". Выпьешь в шантане одну-другую бутылку "Мумм кордон вер", дальше все как в тумане... Проснешься - черт его знает, день или ночь... Какая-то комната, постель, женщина... Кто? Откуда... Горестная жизнь фата..."

Работал Олеша много, всегда. Исписывал страницы острым почерком, большими буквами, сильно нажимая пером на бумагу. Иногда, написав на одном листе две-три строки, бросал его и брал другой. Писем писать не любил. Но однажды, в 1929 году, вернувшись из Испании в Париж, я получил от Олеши письмо. В то время во Франции вышел перевод "Двенадцати стульев" Ильфа и Петрова. Юрий писал:

"...Насчет Ильфа и Петрова узнайте у Аристида Бриана, который, говорят, является горячим их поклонником. Приезжайте скорее!.. Мы хотим видеть вас. Правда ли, что от Севильи до Гренады раздается звон мечей?"

Олеша рассказывал о том, кого встретил накануне в "Кружке" артистическом клубе:

"Были: рыжий Миша (брат Ильфа), С. Семенов (который "Нат. Тарпова"), тот же Андрюша Малышев, неизвестная девушка и грустный вождь В. Маяковский".

Даже в шутливом письме Олеша пишет о грустном Владимире Владимировиче Маяковском. Он приметил грусть, которая в последний год жизни все чаще и чаще, даже на людях, владела Маяковским. Олеша считал его вождем не только Лефа, но вождем поэтов.

Характер у Олеши был трудный, он дерзил, грубил, иногда даже оскорблял людей, которые любили его. Дня через два он встречал обиженного им человека и, глядя в глаза, протягивал руку.

- Мы не в ссоре? Нет? Ну, хорошо.

На это любивший его Валентин Стенич отвечал с горечью:

- Вы были отвратительны.

Дмитрия Петровича Мирского Олеша доводил до белого каления неожиданными афоризмами вроде:

- Античного мира не было.

- Я вас ударю, невежда! - в припадке ярости визжал Мирский.

Дмитрий Петрович был в прошлом гвардейским офицером, служил в полку стрелков императорской фамилии. Из полка он был исключен за то, что, когда командир на полковом празднике провозгласил тост за "августейшего шефа государя императора", Мирский отодвинул свой бокал и сказал:

- Я за незнакомых не пью.

Дмитрий Петрович был человеком огромной эрудиции, энциклопедического образования. Иногда мы затевали своеобразную игру. Отыскивали в энциклопедическом словаре замысловатое, редко употребляемое слово или фамилию какого-нибудь всеми забытого деятеля и спрашивали Дмитрия Петровича, что означает это слово или что это за деятель и чем он знаменит.

Мирский отвечал не задумываясь:

- Подлащик? Лицо, заведовавшее в удельном княжестве пчеловодством.

- Мандевиль Бернар? Английский писатель семнадцатого века, по происхождению француз, писал медицинские труды. Был еще Мандевиль в начале тринадцатого века. Путешественник.

Мы приходили в восторг, но продолжали игру до тех пор, пока наконец Мирский не ошибался, к большому удовольствию Олеши.

Когда Олеша жил в проезде Художественного театра, его соседом был Александр Георгиевич Малышкин, очень хороший писатель и чудесный человек. Они вели длинные беседы. Но со стороны невозможно было понять их разговор. Оба говорили вместе, каждый о своем, и только иногда их реплики, так сказать, скрещивались и монологи наконец обращались в диалог. Юмор Малышкина был своеобразный, скрытый под маской серьезности. Были у него милые чудачества. Он, например, уверял, что пишет роман-трилогию из жизни пожарных.

- Никто не писал о пожарных. Надо же кому-нибудь написать.

О пожарных он романа не написал, но написал два отличных романа "Севастополь" и "Люди из захолустья".

Разговор у них протекал примерно так:

Олеша. Вы где-то написали, что у вас был уездный мозг.

Малышкин. Написал. Между прочим, Одесса была уездным городом.