Читаем Воспоминания о «Литературной газете» полностью

За шесть десятилетий работы в прессе я хорошо освоил свое ремесло и поверьте, умею закрутить лихой сюжет, нашпиговать текст жареными фактами, увлекательными домыслами, с первых строк захватить читателя раскрытием сногсшибательных тайн, разоблачением известных личностей и всем таким в этом роде. Но не буду уподобляться вышеупомянутым бывшим коллегам, не опущусь до дешевки. Уважаю тех, кто читал советскую «Литературную газету», и надеюсь, что не это ищут они в моих воспоминаниях.

Кроме тем редакционных и литературных, хочу затронуть общеполитические, дать свое понимание происходивших в СССР и вокруг него сложных процессов, приведших к крушению великой державы, потере завоеваний трудового народа, добытых в кровопролитных битвах с внешними и внутренними врагами. Я многое узнал за два минувших десятилетия о том, что ранее было скрыто даже от людей моей среды, считавшейся более других информированной.



Новобранец


Моя работа в «Литературной газете» началась при драматических обстоятельствах. Сразу же после назначения первым заместителем главного редактора и официального представления коллективу редакции я ушел в отпуск. Отдохнул в Сочи и в прекрасном настроении сразу же по приезде в Москву позвонил Александру Борисовичу Чаковскому. Начал почему-то в шутливом тоне: мол, готов приступить и так далее. Он, выслушав меня, долго не отвечал. Потом произнес:

– У меня сегодня погибла дочь.

Нужно ли говорить, как я себя чувствовал со своими дурацкими послекурортными шуточками.

На похороны любимицы отца Кати пришла почти вся «Литгазета». На Александра Борисовича больно было смотреть, хотя его всем известная выдержка проявилась и на этот раз на удивленье многим...

Первые годы после этого не проходило дня, чтобы Чаковский не упомянул в разговоре свою Катьку – он называл ее только так. С годами (а мы проработали вместе 9 лет) говорил о ней реже, но эта боль осталась в нем навсегда. Мне вспоминались тогда слова матери нашего однокурсника Володи Зыслина, прошедшего всю войну и умершего вскоре после окончания университета:

– Что может быть хуже, чем родителям хоронить своих детей.

А четырьмя годами позже, когда я потерял отца, Александр Борисович сказал:

– Не буду вас утешать. Такие раны лечит только время.


Для тех, кто сталкивался с Чаковским, он существовал в образе человека резкого, острого, напористого, не знающего жалости к врагам и оппонентам. Когда он через тогдашнего первого зама Сырокомского впервые пригласил меня в «Литгазету», товарищи стали стращать ужасным характером главного, привычкой орать на подчиненных чуть ли не до истерики. Я отказался, на то были гораздо более веские причины. На вакантное место взяли Удальцова. Обстоятельства нашей встречи в сентябре 1980 года открыли мне его в горе, показали совсем другого Чаковского, каким его почти никто не видел, а я запомнил навсегда.


Не забыть мне и еще одного драматического эпизода, сопутствовавшего приходу в «Литгазету». Хотя, как говорится, совсем из другой оперы.

В конце сентября Чаковский собрался в положенный каждому работающему писателю двухмесячный творческий отпуск — как обычно, на Рижское взморье. Я оторопел. Через две недели работы на новом месте взвалить на плечи всю ответственность за газету с мировой известностью, оглушительной популярностью и влиятельностью, очень сложную, внутренне непредсказуемую, постоянно взрывоопасную? Не зная ни коллектива, ни связей, ни взаимоотношений с сильными мира сего, ни врагов, ни друзей, – вообще ничего...

Но выбора не было.

– Знаете, – ответил Александр Борисович на мои робкие сомнения, – я приглядывался к вам, как купец, взявший нового старшего приказчика. Вижу, что не ошибся в вас. В крайнем случае звоните, но только в крайнем случае.

И отбыл в Дубулты.

А у меня сразу после его отъезда возник тот самый драматический эпизод. В первом же номере, который я должен был подписывать за главного редактора, стоял (на журналистском жаргоне – должен был печататься) один из самых знаменитых судебных очерков Аркадия Ваксберга «Ширма». С тех пор прошло 30 лет, вряд ли кто его и помнит, но мне этот материал не забыть никогда.

В очерке беспощадно разоблачался глава тогдашнего Сочи, погрязший в коррупции и других неблаговидных делах. Автор прямо связывал его с первым секретарем Краснодарского крайкома партии Медуновым. Человеком, вхожим к Брежневу и прокламирующим его покровительство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?
Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Современное человечество накануне столкновения мировых центров силы за будущую гегемонию на планете. Уходящее в историческое небытие превосходство англосаксов толкает США и «коллективный Запад» на самоубийственные действия против России и китайского «красного дракона».Как наша страна может не только выжить, но и одержать победу в этой борьбе? Только немедленная мобилизация России может ее спасти от современных и будущих угроз. Какой должна быть эта мобилизация, каковы ее главные аспекты, причины и цели, рассуждают известные российские политики, экономисты, военачальники и публицисты: Александр Проханов, Сергей Глазьев, Михаил Делягин, Леонид Ивашов, и другие члены Изборского клуба.

Александр Андреевич Проханов , Владимир Юрьевич Винников , Леонид Григорьевич Ивашов , Михаил Геннадьевич Делягин , Сергей Юрьевич Глазьев

Публицистика
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза