Коммунары вели свое натуральное хозяйство, наладили ремесленное производство, в повседневной жизни следовали бессмертному девизу французской революции «свобода, равенство и братство». Когда я был во Франции в командировке, Александр Дмитриевич повез меня познакомиться с коммунарами. Жили они в очень живописном гористом месте. Коммуна имела общую столовую, общий дом, мастерские. Днем кто пас скот, кто ухаживал за грядками и посевами, кто вязал кофты и свитера, а вечером все вместе с детьми собирались за ужином, обсуждая текущие дела и новости, веселились. Быть среди этих очень симпатичных, веселых, глубоко идейных людей — огромное удовольствие.
Сабов водил знакомство с русской эмиграцией, которая в это время уже не чуралась советских журналистов, как прежде. Благодаря его связям я побывал в знаменитой библиотеке имени Чернышевского — культурном центре эмигрантского сообщества.
Помимо редакционных интересов, у меня был тут и личный. В начале мировой войны моего деда Николая Владимировича Касаткина, только что окончившего с отличием юридический факультет Московского университета, призвали в армию, после трехмесячных курсов возвели в прапорщики и в 1916 году направили во Францию в составе русского экспедиционного корпуса. Судьба его солдат и офицеров сложилась трагично. Они не щадя жизни доблестно сражались за Францию, остановили немецкий прорыв на фронте, перед которым французские войска спасовали. Русских тогда на руках носили, а дамы наших красавцев, которых по всей армии отбирали в состав корпуса, буквально брали приступом. Но после февральской революции временное правительство отказалось от всяких забот о корпусе. Первое время французы своих русских союзников на голодном, но постоянном пайке держали. После же заключения Брестского мира с Германией уже большевистским правительством французы вывели корпус из боевых действий, раздробили на мелкие части и бросили на произвол судьбы в разных частях Франции, её колоний, других стран Антанты. Офицерам выдавали по 2 копейки в сутки, солдатам же вообще предоставили самим добывать пропитание. После окончания Гражданской войны дед возглавил движение за возвращение на родину, был избран командиром сводного полка и в 1920 году во главе его с почетом был встречен в Москве. Мне бы в юные годы, пока дед был жив, слушать и запоминать его рассказы о том времени, но по свойственному возрасту легкомыслию и отсутствию интереса к истории я все это пропустил. Да, если бы молодость знала, если бы старость могла!
В библиотеке имени Чернышевского мне показали имевшуюся там книгу об экспедиционном корпусе и даже сделали ксерокопию.
Но я снова отвлекся от главной темы, простите великодушно.
Среди всех инособкоров «ЛГ» особняком стоял Анатолий Анатольевич Френкин. Сын многократного чемпиона СССР по боксу,
сам он рано вступил на научную стезю и к нам пришел уже доктором философских наук, специалистом по немецкой философии. В его зону входили ФРГ, Швейцария и Австрия. Статьи Анатолия Анатольевича всегда отличались глубиной и всесторонностью анализа. В Бонне за ним закрепилась репутация серьезного и ответственного журналиста, что помогало открывать любые двери. Вплоть до канцлера и президента. Самые видные немецкоязычные писатели, философы всегда готовы были к сотрудничеству. Редакция получала материалы, о которых другие издания и мечтать не могли.
Как-то, приехав в Москву в отпуск, Френкин поставил вопрос о покупке для корпункта «Мерседеса». Валютные средства у нас, как уже говорилось, были весьма ограничены, поэтому собкорам покупали машины из тех, что подешевле.
— Эти трудности мне понятны, но поймите и меня. Когда я подъезжаю к президентской резиденции на «Опеле», машине гастарбайтеров, это выглядит несолидно, вредит репутации газеты.
Предложение было из тех, которые нельзя не принять. К моему удивлению, в валютном управлении Министерства финансов, рисовавшемся скупердяйским из скупердяйских, редакции пошли навстречу. Вскоре Френкин ездил на «Мерседесе». А через год удалось получить деньги и на «Мерседес» для Сабова.
Френкин отработал на своем посту не один срок, что выходило за пределы существовавших правил. В конце концов, он вернулся в Москве и продолжил работу в Институте философии Академии наук, где занимал должность ведущего научного сотрудника.
Корреспондентом по германо-язычным странам стал Валентин Запевалов. Он был значительно моложе своего предшественника, имел другую подготовку, что сразу отразилось в тематике получаемых нами материалов. Темпераментный и инициативный, Запевалов быстро вошел в курс политической жизни обслуживаемого региона. Он чутко улавливал суть происходящего, видел тенденции, почему его корреспонденции не только не отставали от ежедневных газет, но зачастую их опережали. На полосе «7 дней в…» иногда можно было прочесть то, о чем другие издания сообщали лишь спустя несколько дней.