Единственный из всей нашей зарубежной журналистской диаспоры, Андронов начал в идеологической борьбе использовать оружие противника. Он отыскал в Нью-Йорке американского безработного — диссидента Маури и в течение полутора лет «раскручивал» его в «Литгазете» по образцу того, кто это делали в отношении наших диссидентов зарубежные коллеги. К сожалению, никакой поддержки мы в советской прессе не получили. Наоборот, рафинированное сообщество международников высказывало по этому поводу громкое «фэ». В то числе, к сожалению, и некоторые работники «ЛГ». Деятельность Андронова никак не укладывалась в привычные рамки и традиции. К тому же следование по его пути требовало затраты сил, риска, создавало множество неудобств. Андронов же продолжал начатое. Мы организовали приезд Маури в СССР, устроили пресс-конференцию, выпустили его книгу, провели несколько встреч в разных аудиториях. Увы, отделы ЦУ КПСС — пропаганды и международный — поддержки нам не оказали, а без этого прекрасно задуманная и проведенная акция нужного резонанса не получила.
Гораздо успешнее стала начатая Ионой Ионовичем кампания вызволения наших военных из душманского плена. Он приехал для этого в Москву, получил командировку в Афганистан, привлек к благородному делу известных людей из-за рубежа. И добился освобождения группы пленников. Что было по любым меркам гуманитарным подвигом.
Как раз в это время заканчивался срок работы Андронова в США. Он прервал свои афганские дела, чтобы передать корпункт следующему корреспонденту. Но передача не состоялась, Иона Ионович не получил даже разрешения на заключительный выезд в США. Его жене пришлось одной справляться с массой забот, связанных с отъездом. КГБ СССР сообщил редакции, что по имеющимся сведениям Андронов намеревался поехать именно во время американского визита Горбачева и устроить протестные акции по поводу его пассивного отношения к судьбе наших пленных в Афганистане. Нашу визу Андронов не получит, предупредили меня.
С самого прихода Ионы Ионовича в редакцию я его во всём поддерживал, у нас были добрые и доверительные отношения. Без этого недоброжелатели доставили бы ему немало трудностей в работе. Но ситуация сложилась так, что я же оказался в роли злого начальника. Такая уж должность.
Совершенно незаурядной личностью был наш собкор сначала во Франции, потом в Италии Лоллий Петрович Замойский. Сын известного революционера Петра Замойского, он вырос в среде высокоинтеллектуальной и высокоидейной, получил прекрасное образование, был вхож в дома известных людей как в СССР, так и в странах пребывания.
Его отличала глубина, стремление добраться до корней разрабатываемой темы. Он первым (может быть, одним из первых)
рассказал читателям о могучей масонской организации, ее определяющей роли в мировом развитии, выпустил книги на эту тему. При очередной встрече с руководством КГБ А.Б. Чаковский попросил помочь с материалами по масонам в СССР. «А у нас масонов нет», — был ответ. В КГБ, как выяснилось, никто этой темой не занимался. При Андропове, во всяком случае.
Любимой стихией Замойского были литература и искусство. Крупнейшие писатели, кинематографисты принимали его по первому звонку, охотно давали интервью, писали статьи и эссе для «Литгазеты». По натуре Лоллий Петрович был ученым. В ХХI веке, много позже нашей совместной работы, он напечатал в газете «Досье» серьезные исследования. Одно — об обстоятельствах смерти Сергея Есенина, с которым был хорошо знаком его отец. Автор убедительно доказал, что никакого самоубийства не было и прямо назвал убийцу — небезызвестного чекиста Блюмкина, приревновавшего к поэту свою жену. Вторая — о последних годах жизни Андрея Тарковского, проведенных в Италии. Лоллий Петрович был с ним близко знаком. Он писал, что великий русский режиссер находится в состоянии тяжелой ностальгии, окружен кинематографическим жульем. Это весьма серьезные публикации, заслуживающие внимания историков и искусствоведов.
После перевода Замойского в Италию его место во Франции занял Александр Дмитриевич Сабов, работавший там до того
корреспондентом «Комсомольской правды». Человек молодой и по возрасту, и по духу, он принес на международные страницы новые темы, которых газета прежде не касалась. Сабов писал о жизни французской молодежи, о тех, кто, видя все пороки и язвы буржуазного общества, ищет свой путь в будущее. Думаю, не будет преувеличением оценить его работу в этом направлении как новое слово в советской международной журналистике. Сабов отыскал среди великого множества молодежных организаций группу молодых людей, которые объединились в коммуну, назвав ее «Лонго май».