Воспоминания о моей жизни

Адольф Баслер — один из тех, кого в Париже называют камерными торговцами, поскольку те занимаются продажей картин, не имея собственной галереи. Он был безумно влюблен в Дерена. Однажды, сидя на террасе Café des deux Magots, кафе, где собирались интеллектуалы с левого берега, я оказался свидетелем забавного спектакля. Пришел Дерен, как всегда один, и сел на улице за столик на террасе. Терраса зимой отапливалась внушительных размеров жаровнями и со всех сторон была защищена от ветра огромными ширмами. Усевшись, Дерен заказал un demi, пол-литра пива, купил у уличного торговца араба орешки под названием cacahuètes и забил ими карманы. Так, грызя орешки и потягивая пиво, он сидел неподвижно, не глядя по сторонам, равнодушный ко всему и всем, уставив свои маленькие слоновьи глазки в портал церкви Saint Germain des Prés. Через короткое время как по волшебству, словно по таинственному зову, на горизонте появился Адольф Баслер. Он издали заметил Дерена и, приблизившись, принялся расхаживать вокруг и руками и головой производить различные знаки приветствия, с нежностью глядя на него своими влажными глазами. Дерен продолжал сидеть неподвижно, невозмутимо рассматривая портал церкви. Поскольку все столики вокруг Дерена были заняты, Баслеру пришлось на какое-то время продолжить свое расхаживание, но, наконец, столик слева от Дерена освободился. Баслер устремился к нему, но, прежде чем сесть, он почтительно спросил у Дерена разрешения, словно тот один занимал оба стола. Убедившись, что разрешения он не получит, Баслер, присев на краешек стула, прибег к новым маневрам. Баслер попытался заговорить с Дереном: «Bonjour, monsieur Derain, vous allez bien?»^{21} Вновь молчание. Тогда Баслер в порыве любовного экстаза поднял дрожащую руку и кончиками пальцев слегка коснулся плеча Дерена. Не тут-то было: тот сделал резкое движение плечом. Чудовищное хрюканье, скорее, даже что-то вроде рева разъяренного слона, было единственным ответом на робкое проявление нежности. Баслер, словно ошпаренный, отдернул руку, затем, покорный и разочарованный, проигравший партию, грустно вынул из кармана пальто номер, уже не помню, то ли Gringoire, то ли Les Nouvelles littéraires и погрузился в чтение тоскливой тягомотины, которую в изобилии плодили французские литературные еженедельники.

Любовь к Дерену Поля Гийома также была нешуточной. Однажды вечером Поль Гийом ужинал с супругой в своих роскошных апартаментах в гостинице на Rue de Messine. Они были вдвоем, никуда не собирались уходить. Вдруг Поля Гийома охватило желание увидеть Дерена. Представьте себе беременную женщину, внезапно захотевшую клубники со сливками или лобстера под майонезом настолько, что, если ее желание не удовлетворить, есть риск, что ребенок появится на свет с корзиной клубники или лобстером вместо головы. Естественно, в случае с Полем Гийомом риска появления на свет младенца с лицом Дерена не было, однако желание оказалось столь острым, что его необходимо было удовлетворить тут же. Позвали maître d’hôtel, тот устремился в коридор и сообщил по мегафону на кухню, что «monsieur et madame devaient sortir tout de suite»^{22}. Шофер с куском во рту бросился в гараж и вывел роскошную Hispano-Souiza, соблюдая предосторожности, которые требует машина подобного класса. Поль Гийом уже ждал внизу у подъезда, сгорая от нетерпения. Затолкав в автомобиль супругу, он забрался в него сам и прокричал: «Vite chez monsieur Derain!»^{23} Машина тронулась. Через короткое время она остановилась перед домом Дерена, Поль Гийом, прыгая через ступени, поднялся по лестнице и позвонил, но, когда старая домработница, шаркая шлепанцами, подошла открыть ему дверь, у него уже не было сил хотя бы спросить Дерена. С удивлением глядя на Поля Гийома, домработница произнесла: «Monsieur Derain est allé au cinéma»^{24}. Катастрофа! Поль Гийом побледнел, издал некое подобие хрипа и голосом, сдавленным тоской, спросил: «Mais quel cinéma?» «Mais, sais pas, mon bon monsieur, — не смущаясь, ответила старая домработница, — un cinéma du quartier»^{25}.