Воспоминания о моей жизни

В тот же период я встретил своего старого друга, с которым был знаком еще с довоенных лет — скульптора Альфредо Биаджини и его жену, замечательную женщину Ванду. Биаджини и его жена умерли несколько лет тому назад. Это был способный скульптор и честный, серьезный, знающий человек. Он испытывал священный ужас перед модернистами и тем верхоглядством, что свирепствует ныне в области пластического искусства. Был он также прекрасным рисовальщиком, хорошо знал анатомию человеческого тела, что среди скульпторов и живописцев сейчас большая редкость. По вечерам он часто навещал меня в моей квартире на Марио де’Фиори, мы подолгу говорили об искусстве рисования, листая посвященные Микеланджело и Дюреру монографии. За рассуждениями мы с Биаджини делали наброски, зарисовывая человеческие фигуры как целиком, так и по частям, пытаясь копировать манеру того или другого мастера. Однажды за работой мы заговорили о том, что сегодня, в нашу эпоху упадка культуры, художники, если они собираются вместе, уже не говорят об искусстве, как это было прежде, вплоть до конца Отточенто, а сплетничают и злорадствуют. Но даже это происходит лишь в том случае, если они пребывают в бодром состоянии, а не зевают, как обычно, от скуки.

Каждое лето Биаджини проходил курс лечения минеральной водой во Фьюджи и в июле 1945 года посоветовал мне последовать его примеру. Он отправился во Фьюджи, а несколько дней спустя, решив попробовать этой воды, я последовал за ним. Но, сделав так, не посоветовавшись с доктором, я поступил опрометчиво. Вода Фьюджи пьется по утрам на голодный желудок очень холодной. Поскольку во Фьюджи стояла жара и я постоянно испытывал жажду, выпить утром несколько стаканов почти ледяной воды доставляло мне огромное удовольствие. Уже через несколько дней я почувствовал сильные боли в желудке и озноб. В спешке я собрал вещи и бежал из Фьюджи, как ошпаренный кот. Я укрылся в своем жилище на Марио де’Фиори в кругу семьи. По существу, семья моя состояла лишь из жены Изабеллы, но, когда тебе плохо, что еще нужно, чтобы вернуть себе чувство спокойствия и уверенности, кроме собственного дома и собственной жены. Несколько дней я провел в постели, болезнь продолжалась более двух недель. При данных обстоятельствах я познакомился с профессором Карло Барбароссой — усердно лечивший меня доктор впоследствии стал другом нашей семьи. Доктор Барбаросса — молодой, талантливый ученый. Однако и он, образованный и способный, как большинство сегодняшних молодых, да и не только молодых врачей, склонен был думать, что новые лекарственные средства лучше старых, подобно тому, как модернисты всегда полагали, что они превосходят мастерством прежних живописцев. Вместе с тем старые средства зачастую эффективнее лекарств со сложными названиями греческого происхождения, которые мировая фармацевтическая промышленность выбрасывает на рынок в постоянно возрастающем количестве. Например, чтобы успокоить желудочную боль, полезно выпить несколько капель разведенного в воде лауданума и положить на живот теплый компресс. При расстройстве кишечника эффективно принять вовнутрь каучуковое миро. Кажется, в некоторых районах Ливана местные жители, глотая изрядную дозу каучукового миро, излечивают дизентерию и даже холеру. Тем не менее, если сегодня ты заговоришь об этих средствах с современным врачом, он ответит тебе ироничной, снисходительной улыбкой. Тогда же я, ничего не сказав доктору, послал домработницу в аптеку за лауданумом и выпил несколько капель: боль стала утихать, а после горячих компрессов я почувствовал себя лучше. Все это, однако, не умаляет заслуг моего друга, профессора Карло Барбароссы. Более того, справедливости ради, должен сказать, что некоторые медикаменты, которые он мне прописал, в частности, такие средства против печеночного расстройства, как Squibb и сироп Heptas B-12, оказали на меня столь эффективное воздействие, что я рекомендую их всем, кто страдает желудком.

В это же время в одном из номеров гостиницы Plaza, что против церкви Сан-Карло, умер Пьетро Масканьи. Когда группа то ли военных, то ли муниципальных служащих выносила из гостиницы гроб, звучала увертюра к «Сельской чести». Присутствующие, казалось, были взволнованны, многие стояли по стойке «смирно», как-никак дело касалось итальянского артиста, известного во всех странах и популярного в своей. Итальянского артиста, процветавшего в годы царствия мрака. Поскольку были приложены усилия замять тот факт, что в годы фашизма Масканьи был членом Итальянской Академии, толпа испытывала определенные переживания, испытывал их и я, хотя музыка Масканьи мне никогда не нравилась.