Воспоминания о моей жизни

Первую половину ночи я провел плохо, но затем впал в глубокий сон, а когда проснулся поздним утром, озноба уже не было. Разумеется, я был обессилен и ощущал слабость в ногах, но тем не менее сумел выйти, чтобы пройтись по Флоренции и ее окрестностям в поисках мебели и картин, оставленных здесь мною три года тому назад. Кое-что, в основном из набросков и рисунков, пропало, кое-что было украдено, но в целом мне удалось вернуть свое имущество почти полностью. Часть картин вместе с багажом я погрузил на крышу перевозившей пассажиров машины, что курсировала между Флоренцией и Римом. Видимо, картины были плохо закреплены на крыше, и я не заметил, как две из них упали, когда мы через квартал Сан-Фредиано выезжали из города. Речь идет об одном из моих автопортретов и другой работе, из числа лучших созданных мною, — парном портрете моей жены и кузины Марии[75]. Обнаружив по прибытии в Рим, что, по крайней мере, двух работ не хватает, я сильно расстроился и тут же написал антиквару Луиджи Беллини письмо, где просил его дать объявление во флорентийских газетах об их розыске. Несколько дней спустя Беллини написал мне, что к нему приходили двое из Сан-Фредиано. Они обратились к нему, поскольку знали, что он знаком со мной. Сообщив о том, что найденные картины хранятся у них, они заявили, что требуют за их возвращение некоторую, весьма немалую, сумму, то есть выкуп. Обрадованный тем, что картины, которыми я так дорожил, найдены, я тут же отправил нужную сумму, чтобы мне их вернули. По дороге из Флоренции в Рим я разговорился с водителем и узнал, что его зовут Вентуроли. Тогда я поинтересовался, не состоит ли он в родстве с тем Вентуроли, писателем и журналистом, который несколько лет тому назад, убедив меня в том, что испытывает ко мне симпатию, восхищается мною и является моим единомышленником, заставил меня «петь», делясь с ним своими представлениями об искусстве и современных художниках. Я говорил то, что думал, наивно полагая, что имею дело с человеком честным. Но Вентуроли, опубликовав книгу под заглавием «Интервью, взятые контрабандой», с издевкой изложил все, что я говорил, добавив к тому же мысли и суждения, которых я не высказывал. Вентуроли думал вызвать скандал, спровоцировав целую серию судебных исков, которые через некоторое время сделают его знаменитым[76]. Напротив, книга потерпела полное фиаско: никто о ней не говорил, не было подано ни одного иска, все закончилось абсолютным молчанием. Водитель, выслушав мой рассказ, сознался, что на самом деле Вентуроли — его брат, но честно признал, что тот поступил скверно.

Вернувшись в Рим, я вновь принялся за работу. В тот период я создал ряд значительных работ, в том числе автопортрет в костюме и шляпе XVII века в серо-голубой гамме[77]. Костюм и шляпу я позаимствовал в оперном театре. Автопортрет остался у меня, поскольку я счел его одной из лучших своих работ. В ту пору римской оперой руководили союзники, во главе театра стоял английский унтер-офицер по имени Аронсон, знающий, образованный человек, с которым я не только познакомился, но и подружился. Поклонник Италии, он каждый год проводил здесь какое-то время. На этот раз он приехал сюда на остров дель Джильо, на берегу которого купил маленькую виллу. Директором балетной труппы был Аурель Милаш. Я создал декорации к балету «Дон Жуан» на музыку Рихарда Штрауса. Тогда же Мескини-Убальдини в издательстве Astrolabio опубликовал первую часть моих мемуаров.

Для круга интеллектуалов, главным образом для модернистов, появление этой части моих воспоминаний было подобно грому среди ясного неба. Они вызвали растерянность, критики писали бессвязные, глупые и полные злобы статьи, но позже все поняли, что самый эффективный способ бойкотировать книгу — молчать о ней. В результате я заметил, что издание, едва мелькнув на прилавках книжных магазинов, тут же бесследно исчезло. Однажды, оказавшись в книжной лавке Бокка на площади Испании, я услышал, как продавец, разговаривая по телефону, произнес мое имя. Я спросил его, о чем шла речь, и он сказал мне, что ему время от времени звонят и спрашивают мою книгу, но магазин, хоть и обращался в издательство уже не раз, так и не получил ни одного экземпляра. Таким образом стало ясно, что хозяин издательского дома, господин Мескини-Убальдини, бомбардируемый упреками в публикации вызвавшей раздражение книги, под нажимом некоторой части интеллектуалов-модернистов вынужден был ее придержать, не посылать в магазины и даже изъять уже отосланные туда экземпляры. Я прекрасно понимаю господина Убальдини. Как я его понимаю!.. Я его понимаю и прощаю.