После моей победы у галереи Il Milione
и господина Сабателло оставалась последняя надежда — Кассационный суд. Решение Апелляционного суда сквозь зубы осветили газеты и журналы. В кругу модернистов, завистников, всей той братии, которую раздражали мои личные качества и непреклонная смелость обличения всякой лжи, всяческого обмана, а главным образом моя прекрасная живопись, это известие было воспринято крайне холодно. Все эти, вызывающие и смех и слезы, недоброжелатели надеялись на Кассационный суд. Галерея Il Milione а, возможно, и господин Сабателло обратились к известному флорентийскому адвокату Каламандреи. Адвокат Каламандреи, ныне уже покойный, сразу согласился выступить в защиту моих противников и доказать, что я не прав. Позже я узнал, что во время судебного заседания он бился как лев и, волнуясь, кричал так, что кто-то, уж не знаю, из членов ли суда или из адвокатов, напомнил ему, что они разбирают гражданское дело и он не в суде присяжных, поэтому крики его излишни. Зазвучал погребальный звон модернистских колоколов, и поскольку в глубине души я человек гуманный, меня тронули несчастье и страдания моих недругов. Я думал о страданиях Марко Вальзекки, профессора Лионелло Вентури, думал о страданиях господина Гирингелли, директора галереи Il Milione, о страданиях Карло Раджанти и всех прочих, включая доктора Кастельфранко и министра Сивьеро, предвкушавших увидеть меня проигравшим процесс. Я думал об их страданиях и о том, что они достойны уважения. Страдания всегда вызывают уважение, даже тогда, когда причина их, как в моем случае, неуважительна.Должен сказать, однако, что решение суда, принятое, уж не знаю, то ли в отношении Сабателло, то ли галереи Il Milione
, убрать с фальшивой картины контрафактную подпись меня озадачило. Я думал, что суд по меньшей мере предпишет уничтожить подделку. Во всяком случае, когда государство обнаруживает фальшивую банковскую купюру, оно ее уничтожает. В моем случае все было так, как если бы некто вырвал чек из чековой книжки господина X без ведома хозяина и выписал бы себе сумму, подписавшись именем законного владельца книжки. Ну а если бы дело раскрылось, его всего лишь обязали бы уничтожить подпись. В решениях судов мы часто встречаемся с вещами странными и необъяснимыми. Вместе с тем важно было уже то, что судьи признали картину подделкой и, таким образом, мою правоту. Сочти они картину подлинной, а меня — виновным, они признали бы право фабриковать фальшивые картины и смело сбывать их. В оправдание фальсификаторов и тех, кто сбывает их продукцию, вокруг меня складываются легенды. Одна из них, самая распространенная, такова: я отрекся и отказался от метафизической живописи, и теперь, когда мне показывают метафизическую картину, я автоматически объявляю ее фальшивкой.Обратимся теперь к другому примечательному факту, дающему возможность судить о том ментальном и моральном состоянии, в котором пребывают в наше время некоторые круги общества. Речь о пресловутой «Выставке Метафизики», задуманной и осуществленной в Венеции в рамках Биеннале 1948 года. Это была первая послевоенная Биеннале. Шестью годами раньше, в 1942 году, прошла Биеннале, где мне был предоставлен отдельный зал. Нынешней выставкой предполагалось показать миру, что было сделано итальянскими художниками в годы молчания и недомолвок. При этом попытались извлечь максимальную пользу из легенды о том, что фашизм, подобно нацизму, долгое время заставлял наших художников писать в традиционном духе, не позволяя парить на крыльях «свободы в искусстве», вынуждая тащиться на буксире «прославленной» Парижской школы, руководимой и ведомой дельцами с Rue de La Boétie.
Однако справедливости ради надо сказать, что фашизм никому не запрещал писать так, как ему хочется. В основной массе фашистские иерархи в глубине души, подобно сегодняшним итальянским демократам и республиканцам, были модернистами, влюбленными в Париж. В конце концов, тот же министр Боттаи, как я уже говорил, был модернистом, большим франкофилом и издавал журнал по образцу тех, что рождались, жили и умирали на берегах Сены, таких журналов, как Minotaure, Art Vivant и им подобных.