Воспоминания о моей жизни

21 июля Безобразов, взяв меня, выехал в Луцк на совещание с Брусиловым. В этом совете, носившем вначале характер разноса, принимал участие и командующий 8-й армией Каледин. Из трех стратегических «тузов» блистал быстротою суждений и схватки моложавый, сухой Брусилов. Остальные два были тяжеловаты, но в Каледине все же чувствовались и уверенность, и опыт. Увы, Безобразову не хватало и этих качеств. Бедняга путался в цифрах и даже фактах и, начиная свои соображения фразой «ну вот это», не умел выпукло выразить свою мысль и убедить начальство. Быть может, вследствие этого нам и было отказано в дополнительном корпусе для повторения удара – на этот раз на сухом, правом участке нашего фронта. Повторить разрешили, но приказали рассчитывать только на свои собственные силы и средства.

Нам, таким образом, ничего не оставалось, как сделать крупную перегруппировку и собрать на правом фланге не менее трех корпусов. С этою целью 1-й Гвардейский корпус был введен на участок между 1-м армейским и 30-м, которые должны были потесниться и образовать у себя резервы. На участке вдоль реки Стохода с ее болотами растянули 2-й Гвардейский корпус и, частью, посадили в окопы спешенную конницу. Помня уроки даром простоявших двух кавалерийских дивизий в дни 15 и 16 июля, Безобразов на этот раз не возражал против «святотатства».

Три корпуса на участке примерно в восемь верст кажутся довольно крепким молотом. Но у них по-прежнему была только их полевая артиллерия, не было ни одного самолета, а число штыков, сравнительно с началом боев, значительно сократилось. Мы понесли серьезные потери в предыдущих боях. Большой процент потерь легко объяснялся огневым превосходством неприятеля – в орудиях, калибрах и пулеметах; то, чего удалось достигнуть, было достигнуто доблестью и порывом пехоты, шедшей вперед невзирая на этот огонь, косивший наши цепи.

Нельзя было уменьшить потери и посредством маневра. Начать его мечтали после совершения прорыва – неизбежно лобовой операции. Но этим мечтам не суждено было сбыться, как мы знаем.

24 июля закончили все передвижения в предвидении новой атаки, а 26-го произвели самую атаку.

Она кончилась неудачей.

Нужно было овладеть Кухарским лесом (близ реки Кухары), который тянулся перед фронтом 30-го и 1-го Гвардейского корпусов и был сильно занят противником.

По выходе на западную опушку этого неглубокого леса атакующий мог рассчитывать преследовать сбитого неприятеля по открытой, слегка волнистой местности и захватить Ковельское шоссе. Но для успеха этого преследования необходимо было, конечно, деятельное и точное участие артиллерии. Между тем наши артиллерийские наблюдательные пункты на протяжении почти всего фронта атаки были ослеплены Кухарским лесом, который стоял перед нами как ширма. Заглянуть за нее можно было с самолетов. Повторяю – в нашем распоряжении тогда трагически не имелось ни единого аппарата и мы не знали, когда прибудут ожидавшиеся новые. Откладывать атаку в этом неопределенном ожидании Безобразов не хотел. И без того на него уже сыпались сверху и с боков упреки за малые результаты операции, достигнутые с непомерно большими потерями. Безобразов торопился держать «переэкзаменовку» и верно расценивал несомненно критическое отношение верхних штабов ко всякой его просьбе об отсрочке новой атаки.

Драма этого раздвоения между тактической необходимостью и личной психологией начальника предстала с особой яркостью, когда на другой день после неудавшейся атаки мы получили известие, что пришли самолеты!..

Помимо трудностей артиллерийского наблюдения в глубину неприятельского расположения, нужно было еще совладать с неумением и с нелюбовью русских войск действовать в лесах. Этот наш недостаток был хорошо известен всем и каждому в русской армии. Иностранцы же справедливо изумлялись – почему, принимая во внимание огромные площади лесов, которыми было покрыто чуть не две трети европейской России, не говоря уже о Сибири. Казалось, русские должны были быть экспертами в лесной войне.

Так как ближайшей задачей нашего ударного крыла было овладение восточной окраиной Кухарского леса и прохождение через него, лесной бой являлся первым актом пехотной атаки. Штаб войск гвардии выпустил по этому случаю краткое наставление – в страничку или две – с напоминанием основных особенностей лесных действий, о характере строев, о том, как держать связь и т. п. Сделано это было скорее для очистки совести, ибо нельзя было рассчитывать на магическую силу слов, хоть бы и верных, прочитанных в полках за день или за два до боя.

Люди в бою действуют по привычкам, усвоенным во время тренировки, и если правильные приемы не были привиты постоянными упражнениями, инструкция, выпущенная в последнюю минуту, бесполезна.